Книга Пыли. Прекрасная дикарка - Филип Пулман Страница 14

Цыган тихо присвистнул.

– И кто сейчас работает с оксфордским инструментом? – спросил он.

– Есть небольшая группа исследователей, которые его изучают. Я слыхал, какая-то женщина, очень одаренная, значительно продвинулась в понимании принципов… Ральф? Релф? Не помню, что-то вроде того.

– Понятно, – сказал Корам, делая глоток вина и пристально глядя на алетиометр.

– Вы сказали, что их было шесть, профессор, но перечислили только пять. Где же шестой?

– Так и думал, что вы спросите. Никто не знает. Точнее, рискну предположить, кто-то наверняка знает, но только не ученые. А теперь, если позволите, вернемся к вашему вопросу, мистер Корам. Он довольно сложен, но основная проблема не в этом. Она в том, что нашего ведущего специалиста сейчас здесь нет. Он в Париже, проводит творческий отпуск в Bibliothèque Nationale ^[13]. Я сам слишком неуклюж и тугодумен, чтобы отыскать пути с одного уровня на другой, разглядеть все связи и понять, что искать дальше. Иначе, я бы охотно истолковал для вас ответ, если бы мог.

– Несмотря на опасность? – спросил Корам.

Несколько мгновений профессор молчал. Потом повторил:

– На опасность…

– …расправы без суда и следствия, – закончил Корам с улыбкой.

– Ах, да. Ну, полагаю, те дни уже давно отошли в прошлое… к счастью для всех.

– Будем надеяться, – буркнул Лёвгрен.

Корам сделал еще глоток золотого вина и откинулся в кресле с весьма довольным видом. Алетиометр, сколь бы очарователен он ни был, не слишком его заинтересовал, а поставленный перед профессором вопрос носил в целом риторический характер: цыгане прекрасно могли ответить на него сами – и на самом деле давно ответили. Нет, Корам преследовал какие-то иные цели и сейчас обдумывал, как бы ему похитрее перевести разговор на новую тему.

– У вас, наверное, бывает много гостей, – молвил он, помолчав.

– Ну, не знаю, – отозвался профессор. – Не больше, чем в других университетах. Конечно, у нас есть несколько интересных разработок… и бывает, что специалисты приезжают к нам из самых дальних краев. Впрочем, не только специалисты.

– Еще и путешественники…

– Да, среди прочих. По дороге в Арктику.

– Интересно, не встречался ли вам некий лорд Азриэл? Он друг моего народа и видный исследователь этой части света.

– О, он приезжал к нам, но довольно давно. Я слыхал… – тут профессор ненадолго замялся, но потом общительность все же взяла верх над сдержанностью. – Хотя вообще-то я не прислушиваюсь к сплетням, сами понимаете…

– Ну, разумеется, я тоже, – заверил его Корам. – Но ведь иногда все равно невольно да услышишь…

– Невольно! – ввернул Лёвгрен. – Отлично. Именно это слово.

– Так вот, я случайно услышал весьма примечательную историю про лорда Азриэла, и совсем недавно, – сдался Халлгримссон. – Если вы прибыли к нам с севера, она, возможно, еще не достигла ваших ушей. Похоже, что лорд Азриэл замешан в деле об убийстве.

– Об убийстве?

– Женщина, которая была замужем за другим мужчиной, родила ему ребенка. А лорд Азриэл убил ее мужа.

– Господи помилуй! – воскликнул Корам, прекрасно знакомый с этой историей. – Как же так вышло?

Он внимательно выслушал версию событий, изложенную профессором (не слишком отличавшуюся от его собственной), ожидая возможности направить разговор в нужное ему русло.

– А что же случилось с ребенком? – спросил он. – Полагаю, ребенок остался с матерью?

– Нет. Думаю, суд передал его на попечение третьих лиц… на какое-то время, по крайней мере. Мать – женщина изумительной красоты, но, скажем так, не из тех, в ком родительская любовь горит ярким пламенем.

– Вы так говорите, будто знакомы с ней.

– Да, мы встречались, – сказал Халлгримссон, и если бы Кораму нужно было описать его в двух словах, он бы сказал, что профессор гордо пригладил перышки. – Мы как-то ужинали вместе. Она была у нас в гостях всего месяц назад.

– Неужели? Она тоже направлялась куда-то с экспедицией?

– Нет, она приезжала проконсультироваться с Акселем. Миссис Колтер сама выдающийся ученый.

Ага, вот и удачный момент.

– Так она приезжала посоветоваться с вами, сэр? – повернулся Корам к физику.

Лёвгрен улыбнулся. Корам заметил, что его впалые щеки окрасил легкий румянец.

– Я всегда думал, что мой старый друг неуязвим для чар прекрасного пола, – заметил Халлгримссон. – В прежние времена, мистер Корам, он бы едва заметил, что наша гостья – дама, но стрела Купидона наконец-то пробила и эту броню.

– Я нисколько не виню вас, сэр, – сказал Корам Лёвгрену. – Что до меня, я всегда находил могучий разум весьма привлекательной женской чертой. По какому же поводу ей понадобился ваш совет, разрешите спросить?

– Вы из него ничего не вытянете, – сказал Халлгримссон. – Я уже пытался. Впору уж думать, что он подписал договор о неразглашении.

– Потому что ты все равно бы все вышутил, старый клоун, – отрезал Лёвгрен. – Она приезжала, чтобы спросить о поле Русакова. Вам известно, что это такое?

– Нет, сэр. А что это?

– Вы знаете, что такое поле в натурфилософии?

– Имею смутное представление. Область, в которой действуют некие силы, так?

– Пусть будет так. Но это поле не похоже ни на какие прочие, известные нам. Его открыл русский, московит Русаков. Он изучал тайну сознания – человеческого сознания, разумеется. Почему нечто настолько материальное, как наш с вами организм, включая, само собой, и мозг, способно порождать такую незримую, неосязаемую вещь, как сознание? Материально ли оно? Мы не в состоянии ни взвесить его, ни измерить – значит, это явление духовного порядка? Если воспользоваться термином «духовный», необходимость в дальнейших объяснениях отпадет сама собой. Ведь в таком случае явление придется отнести к сфере ведения Церкви, и его уже никто не осмелится исследовать. Но настоящему естествоиспытателю это придется не по вкусу. Не стану пересказывать, какие именно шаги предпринял Русаков, но в конце концов он пришел к гипотезе о том, что сознание – такая же естественная характеристика материи, как масса или антарный заряд; что поле сознания пронизывает всю вселенную и, как мы полагаем, полнее всего проявляется в людях. А вот как именно оно это делает – большой вопрос, над которым, собственно, и бьются ученые по всему свету.

– То есть везде, где им это разрешают, – вставил Халлгримссон. – Сами понимаете, мистер Корам, как легко это может привлечь внимание Суда Консистории.

– О, я понимаю, сэр. Должно быть, это потрясло Церковь до самого основания. И вот об этом-то леди и приезжала поговорить?