Соль. Судьба первородной - Марина Александрова Страница 14

Следующие двадцать лет я провела за стенами Эйлирской медицинской академии, чередуя лекции, что давали в Академии Магии Эйлирии. Детство мое закончилось стремительно, так и не успев толком начаться. Первая моя попытка осознанного лечения едва не закончилась моей смертью. Как выяснилось позже, дару Двуликого невозможно противиться, но и нещадно эксплуатировать его тоже не лучший вариант. Потому я рада, что все сложилось так, как сложилось, и уж тем более не жалею о том времени, что ушло на мое обучение. Как ни крути, но то были самые счастливые годы моей жизни.

Интересно, если бы король Эйлирии знал тогда, чем закончится для его королевства становление сорока семи жрецов Двуликого, не обезглавил бы он нас вместо того, чтобы взращивать будто редкие хрупкие цветы?

Как бы там ни было, прошлое осталось в прошлом, а то, что было важно сейчас, лежало у моих ног, дрожа будто осиновый лист на ветру. Я опустилась на колени рядом с мальчиком, сняла перчатки и осторожно обхватила его голову ладонями. Больше мне не нужно было часами сосредотачиваться на том, чтобы увидеть, что не так с человеком, которого мне необходимо вылечить. Умения, столь долго взращиваемые и оттачиваемые, давали полную картину происходящего. Какую-то простую хворь я могла преодолеть всего за один раз, как например ту, что одолевала сейчас моего будущего ассистента. Иные болезни напоминали собой поле сражения, когда день за днем приходилось отвоевывать пострадавшие участки чужого тела. Это может прозвучать дико, но порой для того, чтобы лучше понять, что с человеком, мне нужно было пробовать его кровь. Двуликий изрядно пошутил, создавая мне подобных, потому как то, что у него вышло, оказалось, мягко говоря, странным, как внешне, так и внутренне. Но как бы там ни было, прежде всего я целитель, а потом уже первородный. Так нас учили и воспитывали. Быть независимыми от дара, полноценными профессионалами своего дела. Знания — вот то, что делает из простого человека того, на кого можно положиться в сложной ситуации.

Стоило моим ладоням соприкоснуться с его обнаженной кожей, как перед мысленным взором вспыхнула картинка-образ. Я видела каждый энергетический поток, сплетающий образ тела подростка, ощущала каждый орган, чувствовала, что и как функционирует. Так открывалась первая ступень дара — диагностика. Уже через несколько секунд я знала, куда следует направить свою силу, как сделать его тело вновь здоровым. От кончиков моих пальцев потянулись сотни тончайших, мерцающих нежно-голубым нитей, они, будто корни растения, пронизывали тело ребенка, проникая внутрь, устремляя потоки энергии к пострадавшим системам организма, питая их, выправляя и приводя в норму. Каждый раз, когда я это делаю, я пытаюсь понять, как такое возможно, но даже спустя столько лет не знаю ответа. Но зато вижу процесс и чувствую себя проводником воли Двуликого, чтобы уже в следующий миг увидеть результат.

Вдруг дверь в каморку открылась, и на пороге возник Сэптим с подносом в руках. Мужчина пораженно замер, смотря на меня во все глаза. Хорошо, что мне уже далеко не восемнадцать, иначе я просто потеряла бы концентрацию и все было бы напрасно. А так меня даже забавляло, когда неподготовленный зритель видел нечто подобное. Ведь мои глаза в момент лечения сияют, будто две сапфировые звезды, да еще и исходит сияние от рук — одним словом, выгляжу я божественно… в прямом смысле слова.

— Чё замер, дует же! — возмущенно проворчала я.

— Э… — проблеял Сэптим, так и не рискнув моргнуть, а вместе с тем и двинуться с места.

— Бэ, — передразнила я, — дверь закрой.

— Д-да, г-господин, с-сейчас.

Протиснувшись в проем двери, он дрожащими руками опустил на пол поднос с миской супа и ломтем хлеба, попутно нещадно расплескав содержимое.

— Ну что ты в самом деле, окосел, что ли? — покачала я головой. — Поесть пацану оставь хоть немножко.

— П-простите, г-г-г…

— Г-г-г прощает, тащи одежду и воду, — покивала я. — И сандалии хоть какие-нибудь ему раздобудь… не сейчас, так потом, понял?

Вместо ответа мужчина лишь резко кивнул и был таков.

Я же лишь покачала головой ему вслед. Ничего, он меня еще полюбит и даже будет скучать. Может, в это полнолуние я ему суставы подправлю, так и вовсе любовь у нас будет не разлей водой… или что там не разлей?

— Что со мной, — слабый голос ассистента заставил меня опустить глаза и посмотреть на парня уже нормальным взглядом. Лечение окончено. Сейчас я практически не чувствовала никакой усталости от проделанной работы. С возрастом не только появлялся опыт, но и мой личный резерв становился больше.

— Уже все хорошо, — просто сказала я, совершенно иначе смотря на этого мальчика, после того как прочувствовала его.

— Я умер? — как-то печально выдохнул он.

— С чего бы? — хмыкнула я.

— Но… тебя-то, дед, палач увел, — как-то уныло вздохнул он.

На это его замечание я весело усмехнулась, проведя рукой по спутанным медным кудрям.

На самом деле вы должны были заметить, что люди мне не очень нравятся. Мне гораздо комфортнее одной. Но этот парень… было в нем что-то притягательное для меня. Помимо того, что он был знатоком местности (и впоследствии я собиралась воспользоваться его знаниями), я видела в нем нечто знакомое. Черты его лица, манера говорить — все это навевало воспоминания о годах моей молодости; моих друзьях, которых больше нет со мной. Что такого было в нем? Не знаю и понять пока не могу, но это цепляло. Совершенно странным, непостижимым образом мне хотелось видеть в нем родственную душу. Я пока не могла понять, что все это значит, но что-то необычное и давно забытое было во всем этом.

— Ну увел, делов-то, — покачала я головой. — Он тут по совместительству секретарем подрабатывает, препроводил меня к начальству и все, — отмахнулась я. — Ты сам-то как? Есть хочешь?

— Очень, но…

— Потом поговорим, сначала поешь… Хотя нет, поговорим после того, как ты перестанешь так нещадно смердеть, — серьезно кивнула я.

— Эй, — возмутился он, попытавшись присесть, но все, что у него вышло, — это перевернуться на бок и подвинуть к себе поднос.

А дальше он, кажется, забыл и обо мне, и о своих вопросах, полностью погрузившись в процесс поглощения пищи. Причем он и впрямь погрузился в миску чуть ли не с ушами. За время, пока он ел, пришел Сэптим с тазом воды и комплектом простой одежды, чем-то напоминающей мою. Сейчас на пареньке была простая темно-синяя туника, изодранная со всех сторон и лишь чудом державшаяся на его острых тощих плечах. Сэптим же раздобыл для парня одежду детей песков. То была куртка с запахом и длинные широкие штаны. С кого сняли сей костюм, спрашивать я не стала, а потому просто приняла то, что давали. К одежде шли еще плетеные сандалии, которые надевались поверх тканевых «носков», которые защищали ноги от песка и пыли.

— Я помню, — наконец заговорил парень, вынырнув из своей тарелки, — мне было так худо, что думал — вот-вот на суд Литы отправлюсь, но сейчас я чувствую себя очень хорошо. Мной кто-то занимался?