Архив Буресвета. Книга 1. Путь королей - Брендон Сандерсон Страница 14

— Интересные листочки, — сказал тот же женский голос. — Они тебе очень нравятся, да?

Каладин подпрыгнул и огляделся по сторонам. Девушка-спрен висела в воздухе прямо рядом с его головой, и белое платье трепетало на неосязаемом ветру.

— Откуда ты знаешь мое имя? — требовательно спросил Ка­ладин.

Спрен не ответила. Прошла по воздуху к прутьям, выглянула наружу и посмотрела на Твлаква-работорговца, который поил последних рабов в первом фургоне. Потом снова перевела взгляд на Каладина:

— Почему ты смирился? Ты раньше боролся. А теперь перестал.

— Тебе-то какое дело, дух?

Она склонила голову набок:

— Не знаю. — Судя по голосу, сама удивилась. — Но мне и впрямь есть дело. Странно, да?

Это было более чем странно. Что ему следует думать о спрене, который не только использует имена, но, похоже, помнит то, что сам Каладин делал много недель назад?

— Каладин, ты ведь знаешь, что люди не едят листья. — Она скрестила полупрозрачные руки на груди. Потом опять склонила голову набок. — Или едят? Я не помню. Вы такие забавные — пи­хаете в рот всякие штуки, а потом другие штуки из вас выходят, когда вы думаете, что никто не видит.

— Откуда тебе известно мое имя? — прошептал он.

— А тебе?

— Оно... мое. Мне дали его родители. Не знаю.

— Ну, так и я не знаю. — Она кивнула, словно одержала победу в серьезном споре.

— Ладно, — сказал он. — Но почему ты называешь меня по ­имени?!

— Потому что это вежливо. А ты не-веж-ли-вый.

— Спрены не знают, что это такое!

— Ну вот, — сказала она, тыкая в него пальчиком. — Невеж­ливый.

Каладин моргнул. Что ж, он далеко от родных краев, ступает по чужеземному камню и ест чужеземную еду. Может быть, обитающие здесь спрены не похожи на тех, кого он видел дома.

— Так почему ты перестал бороться? — спросила она, спорхнув на его ноги и глядя снизу вверх. Каладин не почувствовал ее веса.

— Я не могу бороться, — тихо проговорил он.

— Раньше мог.

Парень закрыл глаза и уткнулся лбом в прутья клетки:

— Я так устал...

Он не имел в виду физическое изнеможение, хотя восемь месяцев на объедках почти лишили его силы, приобретенной за время войны. Каладин просто чувствовал... усталость. Даже когда удавалось выспаться. Даже в те редкие дни, когда он не был голоден, не мерз и не приходил в себя после побоев. Он так устал...

— Ты и раньше уставал.

— Дух, я потерпел поражение. — Каладин плотно зажмурился. — Зачем ты меня так мучишь?

Они все мертвы. Кенн и Даллет, а до них — Таккс и Такерс. И Тьен. И до Тьена — кровь на его руках и тело девочки с бледной кожей...

Рабы поблизости забормотали, решив, похоже, что товарищ по несчастью сошел с ума. Кто угодно мог привлечь внимание спрена, но всем с детства было известно, что общаться с ними бессмысленно. Может, он и впрямь обезумел? Стоило этого желать — в бе­зумии можно спрятаться от боли. Но почему-то оно его ужасало.

Каладин открыл глаза. Твлакв наконец-то соизволил подойти к последнему фургону с ведром воды. Грузный кареглазый мужчина чуть хромал при ходьбе — видимо, когда-то сломал ногу. Он был тайленцем, а у всех тайленских мужчин одинаковые белоснежные бороды — независимо от возраста или цвета волос — и белые брови. Эти брови вырастают очень длинными, и тайленцы заправляют их за уши. Потому у Твлаква в черных волосах выделялись две белые пряди.

Его одежда — полосатые черно-красные штаны, темно-синий сви­тер и вязаная шапочка того же цвета — явно не дешевая, но сильно потрепанная. Может, он раньше не был работорговцем? Эта жизнь — купля-продажа человеческой плоти, — похоже, меняла людей. Она изнашивала душу, даже если при этом наполняла кошелек.

Твлакв, держась подальше от Каладина, поднял выше масляный фонарь, чтобы рассмотреть кашляющего раба в передней части клетки. Позвал своих наемников. Блат — Каладин не знал, зачем запомнил их имена, — неторопливо приблизился. Твлакв что-то ему негромко сказал, кивая на раба. На похожем на каменную плиту лице Блата плясали тени. Он кивнул и снял с пояса дубинку.

Спрен ветра приняла форму белой ленты и шмыгнула к больному. Она крутилась некоторое время, потом спикировала на пол и сно­ва превратилась в девушку. Наклонилась, изучая человека. Ну в точ­ности как любопытный ребенок...

Каладин отвернулся и закрыл глаза, но он по-прежнему слышал кашель. Голос отца в его памяти произнес внятно и точно: «Чтобы вылечить кашель-скрежетун, пропиши две пригоршни измельченного в порошок кровеплюща ежедневно. Если его нет, обеспечь пациенту достаточное питье, желательно с добавлением сахара. Если пациент будет много пить, он, скорее всего, выживет. Болезнь кажется гораздо страшнее, чем есть на самом деле».

«Скорее всего, выживет...»

Кашель продолжался. Кто-то открыл замок на двери. Знают ли они, как помочь этому человеку? Такой простой способ. Дайте ему воды, и он будет жить.

Не имеет значения. Лучше не вмешиваться.

Люди, умирающие на поле боя. Молодое лицо, такое знакомое и родное, обращено к Каладину в поисках спасения. Рана от меча на шее, сбоку. Всадник в осколочных доспехах, несущийся сквозь ряды солдат Амарама.

Кровь. Смерть. Крах. Боль.

И голос его отца: «Ты действительно бросишь его, сын? Позволишь умереть, когда мог бы помочь?»

«Забери меня буря!»

— Стойте! — заорал Каладин, вскакивая.

Другие рабы отшатнулись. Блат прыгнул внутрь, захлопнул дверь клетки и поднял дубину. За спиной наемника, словно за щитом, прятался Твлакв.

Каладин глубоко вздохнул, сжал листья в ладони, а другой вытер со лба струйку крови. Пересек маленькую клетку, топая босыми ногами по доскам. Блат внимательно следил за тем, как Каладин опустился на колени возле больного. В неровном свете фонаря мож­но было разглядеть длинное лицо со впавшими щеками и почти бесцветными губами. Раб кашлял мокротой, зеленоватой и густой. Каладин ощупал его шею в поисках припухлостей, потом проверил темно-карие глаза и сказал:

— Это называется кашель-скрежетун. Он выживет, если давать ковш воды каждые два часа на протяжении пяти дней или около того. Его придется поить насильно. И добавьте сахар, если есть.

Блат почесал мощный подбородок, потом бросил взгляд на невысокого работорговца.

— Вытащи его, — сказал Твлакв.

Больной раб проснулся, когда Блат отпирал клетку. Наемник махнул дубиной, приказывая Каладину отступить, и тот с неохотой подчинился. Опустив нехитрое оружие, Блат взял раба под мышки и выволок наружу, не спуская с парня напряженного взгляда. В последней попытке к бегству, организованной Каладином, участвовало двадцать вооруженных рабов. За такое следовало бы казнить, но его хозяин заявил, что бывший воин «занимателен», заклеймил его отметиной «шаш» и продал за гроши.