Ричард Длинные Руки - оверлорд - Гай Юлий Орловский Страница 14

Сегодня сон вообще не идет, хотя вроде бы давно уже ночь. Однако летом в это время солнце только начинает сползать к горизонту, а сейчас вот уже несколько часов как глухая чернота, в небе – звезды. Жарким летом они заманчиво выглядят милыми такими льдинками, но сейчас это осколки насквозь промерзшей стали: в руки не взять – без пальцев останешься, вообще небо выглядит чужим и враждебным.

Я расстелил карту на столе и рассматривал то так, то эдак, я ж теперь правитель, а это в самом деле что-то новое. Раньше я все старался делать хорошо, но… править? Это посложнее, чем выбить какого-то здоровяка из седла или даже захватить замок!

В ладонях возникла чашка с кофе, я бездумно отхлебывал горячий густой напиток. В дальнее окно видно крохотные домики ближайшей деревни, свет едва пробивается в щели между ставнями, красный и тусклый, сами домики сливаются с тьмой ночи. Собачий лай разносится в морозном воздухе далеко, так же непривычно отчетливо слышно из леса тоскливый волчий вой.

Снег никак не выпадет, но замерзшие лужи сохраняют лед и днем, а это значит, что когда снег выпадет, то пролежит до весны.

Бобик расположился было у моего ложа, мол, так принято, но когда огонь в камине начал догорать, поднялся и с тяжелым вздохом перебрался поближе к каминной решетке. Глаза стали багровыми, но это всего лишь отолеск догорающих углей, а когда опустил веки, то ну просто огромный черный щенок, разве что размерами с теленка. А весом с молодого быка…

От камина то и дело поднимал голову, я все еще за картой, однажды даже не поленился встать, потянулся всласть, но все же обнюхал меня старательно, ничего не обнаружил, я машинально почесал ему за ухом, но Бобик разочарованно вздохнул и отправился обратно. Когда укладывался, в глазах укоризна, это ж я не даю ему выспаться всласть.

– Иду-иду, – ответил я с досадой. – Сейчас…

Вот так повелеваешь тысячами людей, а сам подчиняешься своей собаке. Скажи кому, засмеют.

Тихохонько открылась дверь, вошла, пятясь, молоденькая служанка, босая и с длинной русой косой. Когда повернулась, я увидел, как она прижимает к груди целую охапку березовых чурок. Испуганно охнула, наткнувшись на мой взгляд, быстро-быстро, как пугливая мышь, пробежала к камину и высыпала рядом с Бобиком поленья.

– Простите, ваша милость…

– За что? – буркнул я.

Ее лиловые от холода губы распухли и еле шевелились, а босые ступни тоже стали сизыми. Я смотрел, как она, присев, умело складывает поленья шалашиком. Огонь сразу же охватил сооружение, раздувать не пришлось, тоненькое платье и без того просвечивает, обрисовывая девичью фигурку с тонкой талией и довольно широким задом, а когда с той стороны огонь, то вроде платья и нет вовсе.

Когда огонь разгорелся, Бобик вздохнул еще горестнее, отодвинулся, а потом и вовсе вернулся к своему месту возле ложа. Служанка поднялась и, опустив руки вдоль тела, смотрела на меня с тупым ожиданием. На лице появилось покорное выражение, а в теплых коричневых глазах проступило что-то от молодой коровы.

– Спасибо, – сказал я благосклонно. – До утра тепла хватит.

– Стараюсь, ваша милость.

– Молодец.

Она все еще стояла, опустив руки, на лице проступило что-то вроде непонимания.

– Ваша милость…

– Можешь идти, – сказал я милостиво, но с нажимом. Она поклонилась, быстро отступила к двери, там обернулась, лицо диковатое, в глазах удивление.

– До утра не хватит, – сообщила она. – Все прогорит. Я приду ближе к утру. Надо будет подложить дров.

– Хорошо, – согласился я. – Это ты следила за огнем при прошлом хозяине?

Ее щек чуть коснулся румянец, но это могло быть просто действие теплого воздуха.

– Да, ваша милость…

– Хорошо, – повторил я. – Молодец. Иди.

Она переступила порог, а там, придерживая дверь, сказала торопливо:

– Мы поддерживаем огонь по очереди с Далилой.

– А-а-а, – сказал я. – Кажется, я ее видел. Такая пышная хохотушка?

– Да, ваша милость. Прислать ее? Я отмахнулся.

– Нет. Пусть спит. Иди.

Дверь за нею захлопнулась, я поморщился, что-то никак не войду в роль феодала, это же нормально – грести всех женщин под себя. Я щас в роли эволюции. В замке все, даже слуги, довольно крепкие, сильные и сравнительно здоровые. В селах же народец хилый, слабый, отягощенный разными болезнями, с хрупким сложением и пугливым характером. Но и у трусливых родителей, бывает, появляется сильный и отважный ребенок, так вот при этой системе его тут же заметят, заберут в замок. Либо на дворцовую службу, либо в воинский отряд.

Да и сам феодал, как я понимаю, всегда тот, кто своей мощью, силой и напором сумел собрать вокруг себя шайку самых отважных и сильных. Да что там феодал, даже короли этой эпохи как раз те ребята, которые сумели сплотить, создать, возглавить. И не умением красиво говорить на митингах, здешние короли не умеют читать и писать, а именно железным кулаком, могучей глоткой и готовностью в любой момент схватиться за меч. Я сам знаю такого отважного и напористого вожака рыцарского отряда, который в королевстве Фоссано вообще ухитрился стать Его Величеством.

Так что даже пресловутое право первой брачной ночи не от нездоровой похоти феодала, как подают в школьных учебниках. В любом стаде потомство стараются заполучить от самого здорового и самого сильного, в этом залог выживаемости вида. Так что в большинстве своем слабые и хилые крестьянки сами счастливы заполучить гарантированно здорового и сильного ребенка от лорда. Стоит только посмотреть на него, огромного и могучего, как сразу представляешь, что твой ребенок будет лупить соседских, а его, такого здоровяка, все будут бояться.

Эти мысли текли сперва как слабый ручеек, затем превратились в реку, где скакали через пороги христианизации, как горные бараны, затем неслись в оглушающем грохоте конского табуна… а потом я сказал себе, что вот так и начинается превращение паладина в простого рыцаря, рыцаря – в мужчину, мужчины – в мужика, мужика – в простолюдина, а того, стыдно сказать, вообще в общечеловека.

Вздохнув, я лег, натянул одеяло на ухо и заставил себя погрузиться в сон. Санегерийя не пришла, а жаль. Проклятый Хребет как-то экранирует многие виды магии. Вообще-то он виноват и в других грехах, помасштабнее, но этот вот пустячок задевает больше. Потому что личный, такой вот из меня паладин.

Помылся, велел подать завтрак в покои, чем вызвал недоумевающие взгляды. Сеньор должен своим присутствием все время напоминать вассалам, что он – сеньор, что ему не должны забывать кланяться и вообще оказывать надлежащие знаки внимания. А для этого существуют совместные завтраки, обеды и ужины, а между ними – пиры, чтобы все время ощущать единство, а также чтобы никто не забывал, кто в стае главный.

Барон Альбрехт явился свеженький и подтянутый, очень внимательный, будто и не барон вовсе. Я отодвинул на край стола чашку с темной мутью на дне, барон повел носом и посмотрел на меня с вопросом.