Заговор черных генералов - Вадим Хлыстов Страница 14

Увидев такую реакцию, священник попытался утихомирить обе стороны:

– Друзья, ну нельзя же так… Давайте все успокоимся. Конфликт нам сейчас совсем ни к чему. Высокородный Виллигут заберет свои пусть и обидные, но справедливые слова обратно, вы, Яр и Марта, вернетесь на свои места, мы выпьем по бокалу вина и начнем цивилизованно и конструктивно обсуждать сложившуюся ситуацию.

Вместе с этими словами в кабинете вроде даже как-то ярче и приветливее загорелся огонь в камине, а теплая и ласковая волна умиротворения совершенно явно начала исходить от кардинала, обволакивая и успокаивая. Но это было не то умиротворение, которое дают руки матери, качающие своего ребенка. Это было умиротворение смерти, убаюкивающее и дающее тихую радость душе, чтобы она не поняла, что смерть навсегда уносит ее в небытие…

Длинноволосый быстро переглянулся со своей партнершей, потом они нехотя и подчеркнуто неторопливо вернулись на свои места, а женщина даже улыбнулась, хоть и несколько натянуто:

– Хорошо, ваше предложение принимается. Только вы, достопочтимый Эмилио, кажется, забыли, что использование своих возможностей среди своих является проявлением агрессии и недобрых намерений. Придется вам об этом напомнить.

Она, подтверждая, что ее угроза реальна и неотвратима, опустила на миг ресницы. А потом так глянула на кардинала, что оба его сердца бешено застучали от разрешения в ее взгляде. Этот взгляд разрешал личности кардинала мерзко-сладкое освобождение от всего. От любви, от ненависти, от чести… Он разрешал кардиналу поднять со дна своего естества самые темные желания, самые гнусные страсти и осуществить их. Он разрешал падать бесконечно в бездну такой отвратности, для которой еще даже не было названия. И главное – разрешал освобождение от оков морали. Любой морали. Человеческой и нечеловеческой. Существо по имени Эмилио Пачелли не было человеком. Он был священником по необходимости, а не по призванию. Но он знал, что такое грех. Так вот ему сейчас разрешался первородный Грех. Именно так, с большой буквы. Не тот, за который человеческий Бог изгнал Адама и Еву из рая. А Грех, идущий от начала начал. Существовавший даже тогда, когда ангел Утренней Звезды еще даже не помышлял о бунте против своего Бога. Кардиналу прямо в то, что у людей называется душой, смотрела мать всех грехов – Лилит и разрешала этот первородный Грех вседозволенности, отвратности и аморальности.

Священник понял, что еще мгновение – и он навсегда станет рабом существа, носящего такое простое человеческое имя Марта. Он просто не сможет жить дальше, не вымаливая у нее каждую секунду своей оставшейся жизни разрешения на блаженство от этого поистине Люциферова Греха.

Пачелли из последних сил зажмурил глаза, замотал головой от напряжения, пытаясь сбросить с себя этот морок, примиряюще поднял вверх ладони и хрипло прорычал:

– Все, все, несравненная, я понял вас и признаю свою ошибку.

Женщина медленно, с явной неохотой отвела свой взгляд, и за ее спиной начала исчезать тень, имеющая форму двух огромных черных крыльев. Спустя несколько мгновений тень совсем исчезла, а женщина надменно откинулась в своем кресле.

В кабинете воцарилась гулкая, напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием дров в камине.

Эсэсовец, обеспокоенный таким развитием ситуации, которую он создал по своей неосторожности, решил, что ее надо срочно исправлять. Он выпрямился на своем месте и подчеркнуто вежливо проговорил:

– Приносим свои искренние извинения, высокородные, за резкость, недостойное поведение и недопустимый тон в разговоре с вами. Мои особые извинения вам, Марта, как главе дружественного Дома. И чрезвычайная благодарность за то, что не убили второе лицо в моем Доме. Это была бы невосполнимая потеря…

Женщина, чуть помедлив, кивнула головой, что принимает извинения, а потом, вдруг кокетливо улыбнувшись, проговорила:

– Но извинение не будет полным, если вы, Виллигут, не нальете мне сейчас же вашего чудесного вина. Этого я вам никогда не прощу.

Облегченно про себя вздохнув, хозяин кабинета придвинулся ближе к столику, обернул белоснежной салфеткой старую запыленную бутылку и разлил из нее благородный напиток по всем бокалам. Приподняв свой в знак окончательного примирения и сделав пару глотков, штандартенфюрер задумчиво начал кружить в бокале вино.

Обстановка потихоньку разряжалась, а потом и совсем стала непринужденной, после того как Марта рассказала несколько нескромных, на грани приличия, но очень смешных историй, в которых главными героями были она и ее спутник Яр.

Оценив по достоинству, как женщина сумела ловко возродить атмосферу доверительности, эсэсовец решил, что пора вернуться к тому вопросу, из-за которого они тут, собственно, и собрались:

– Итак, уважаемые, предлагаю все же вернуться к нашим делам. Давайте просто констатировать факты. А они таковы: Чужака не удалось остановить только потому, что вы были вынуждены, в силу обстоятельств, вступить с ним в прямой конфликт тогда, когда его защищала охранитель.

Седовласый обвел вопросительным взглядом собеседников:

– Кстати, высокородные, что мы вообще знаем об этих сущностях?

Эсэсовец удобнее расположился в кресле и полузакрыл глаза:

– В нашем Доме, как и наверняка в вашем, это легенда. Страшная легенда, Яр. За всю историю существования нашей расы зафиксировано всего пять встреч с этими охранителями. Четыре встречи, еще в глубокой древности, окончились для Домов, как бы, гм… мягче выразиться, – неудачно. А вот пятая… Если вы, конечно, прилежно изучали наши хроники, то должны знать, что нам тогда, тридцать тысяч лет тому назад, удалось нейтрализовать подобную тварь…

Женщина поднялась со своего кресла, подошла к камину, взяла маленькую кочергу и поворошила ею горящие дрова. Потом повернулась к огню спиной и сладко потянулась грациозным кошачьим движением:

– Из того, что вы сказали, Виллигут, я пока ясно вижу только одно – при должном умении и концентрации сил эту легендарную тварь можно все же остановить и не дать ей прийти на помощь Чужому в удобный для нас момент. Правда, использовать при этом придется, насколько мне известно, клан «Ходящих за тенями», элиту воинов вашего Дома. Их вам не жалко?

Штандартенфюрер лениво отмахнулся:

– Нет, не жалко. Это их долг перед Домом: защищать и умирать за него, если потребуется…

Кардинал, не торопясь, долил себе вина, поднял бокал и посмотрел на огонь через стекло, любуясь переливами бордового цвета:

– Друзья, думаю, что Чужак уже понял или скоро поймет, что все более или менее значимые события в этом мире происходят не без нашего участия. Он враг нашим целям, а мы его. Вот исходя из этого нам и необходимо разработать тактику и стратегию в отношении Чужака.

Седовласый повернулся к нему:

– Вы хотите предложить что-то конкретное, Пачелли?

Священник нехотя поставил свой бокал на стол:

– Тактически было бы верно показать Чужаку, что мы как-то пытаемся бороться с ним. Ведь он после встречи с вами, достопочтимые Марта и Яр, при аресте Сталина знает, что в этом мире кроме людей присутствует и другая раса. Так вот, послав какой-то из наших кланов, члены которого не слишком умудрены опытом, убить Чужого, мы введем его в заблуждение, что с нами возможно справиться. Пусть не легко, но возможно. А клану совершенно необязательно знать, что его приносят в жертву. Поэтому они будут драться до последнего. Или отступят. Но это не суть важно. Главное – зародить уверенность Чужого в своих силах.