Колдунья-беглянка - Александр Бушков Страница 14

– Хорошо еще, что они тебя не видели, иначе бы ты тутне сидела так спокойно… На будущее – держись от них подальше. Целее будешь идольше проживешь.

– Страшнее кошки зверя нет… – задумчиво произнеслаОльга.

– Ты о чем?

– Так, рассуждаю о своем, девичьем… Вот еще что. Может,ты знаешь, что это такое?

Она достала медальон и, раскрыв его, поднесла к мордочкесобеседника. Ожидала, что вновь, чего доброго, начнутся акробатические пляскипо стенам и потолку, но Нимми-Нот сидел смирнехонько, вглядываясь в золотуювещичку, чуть наклонив набок косматую головенку. Из шерсти показались длинныеуши – ага, и уши у него имеются…

– Ну?

– Вот честное тебе слово, не представляю, что этотакое, – наконец протянул Нимми-Нот. – Не могу понять. И усмотретьрешительно не в состоянии. Какое-то оно… не наше. Нездешнее. Никогда несталкивался с подобными ощущениями. Бездна… или не бездна? Как пропасть… Ну непонимаю я! – вырвалось у него прямо-таки со стоном. – Нездешнеечто-то…

– От него может быть опасность? Вообще вред?

– Ха, вроде бы не чувствуется. Ты где это взяла? Может,узнавши, откуда это, удастся найти концы?

– Не удастся, – сказала Ольга. – Это находка.

И подумала, что говорит чистую правду. Именно находка, ведьверно?

– Не люблю я лишних непонятностей, – призналсяНимми-Нот. – Как только они объявляются – обязательно жди беды или крупнойпакости, учен житейским опытом… Ты вот тоже во многом – сплошная непонятность,боязно связываться…

– Я же говорю, что намерена лишь время от временизадавать тебе вопросы, – сказала Ольга. – И ни во что втягивать несобираюсь. Так что смело можешь идти, ты мне сегодня больше не понадобишься, акогда будешь нужен, и не знаю. Вот только об одном душевно прошу: ты Нащокину онашем разговоре не рассказывай, ладно?

– Я ж не болван, – пробурчал Нимми-Нот. –Хуже нет оказаться между двух жерновов… Но он же начнет расспрашивать, что явидел… А что я видел, собственно? Как вы любезничали с…

– Ну-ну, поаккуратней в выражениях, – сказалаОльга, чувствуя, как у нее жарко багровеют уши и щеки. – Доложил?

– Ну и доложил. А куда денешься?

– Так вот, докладывай-ка ты впредь, что я, прах меняпобери, на окна какие-то решетки повесила, сквозь которые совершенно ничего невидать. Да вдобавок они еще и жгутся похлеще крапивы. Уяснил?

– Уяснил, – проворчал Нимми-Нот. – Боязнотолько… Он меня не умеет видеть насквозь, но кто его знает, что там у него взагашнике…

– Ну, а что делать? – пожала плечами Ольга. –Я тебя в это дело впутываться не заставляла, уж попался, так попался, теперь совсем старанием служи двум господам… Ступай.

Нимми-Нот обрадованно порскнул к окну, одним прыжкомоказался на подоконнике и, уже взявшись за приоткрытую створку, обернулся:

– Нет, ты меня точно отпускаешь? И ничего несобираешься мне поручать, никакой работы?

– Говорю тебе, ступай, – сказала Ольга. – Насегодня все.

Нимми-Нот, к некоторому ее удивлению, не выпрыгнул в ночнуютьму, а, помявшись, спрыгнул назад в комнату и медленно побрел к ней, с такимвидом, словно терзался размышлениями. Ускорил шаг, взлетел на подлокотник,поерзал и сказал:

– Может, ты и в самом деле получше некоторых… Я тебевот что скажу… Потому что от тебя новичком так и прет, ты ведь собственным умомни за что не дойдешь… У тебя есть перед ними огромное преимущество. Никто изних не знает твоего имени. Никто. А знать имя, сама понимаешь – быть в полушагек цели.

– Подожди, – сказала Ольга. – Как это? Как –не знают? Да тот же Нащокин прекрасно знает, как меня зовут…

– Ничего он не знает. И никто не знает. Ладно уж, ты сомной вроде бы по-доброму, вот я и поделюсь тем, что вижу… «Ольга» – это так,это уже потом… А твоего настоящего имени никто не знает, похоже, и ты сама… ноэто даже лучше…

И только сейчас Ольга сообразила, что он имел в виду и чтоон, стервец, усмотрел. В самом деле, логично было предполагать, чтополугодовалого младенца неизвестные родители успели как-то назвать. Скореевсего, так и было. Ольгой-то ее потом окрестили, позже, когда нашли, а какое унее настоящее имя, ей и самой неизвестно…

– Это большое преимущество – когда никто не знаеттвоего имени, – серьезно сказал Нимми-Нот. – Это обстоятельство тебя,конечно, от всех напастей не убережет и полной защиты от опасностей и козней,не надейся, не предоставит… но все же у тебя есть определенное преимущество.Мало кто из иных таким может похвастать. Лишняя защита… Ты это учти.

– Обязательно учту. Спасибо.

– Да ладно, – пробурчал Нимми-Нот таким тоном,словно сожалел о проявленном великодушии. – Сидят тут… нахальные дурехи…строят из себя невесть что, а сами толком и не знают серьезных-то вещей ивыгоды своей не представляют… А насчет молока – ты всерьез?

– Завтра же озабочусь, – сказала Ольга. –Сегодня, сам понимаешь, добрые молочницы спят давно… Завтра приходи. Будет тебебадейка.

– Ну, бадейку-то не обязательно, куда мне столько…Миски достаточно.

– Будет миска, – сказала Ольга. – В этомсамом углу.

– Поглядим… Счастливо оставаться.

Он черным клубком шмыгнул по комнате, перемахнул наподоконник и вывалился во мрак. Ольга задумчиво покачала головой. Не бог вестькакое приобретение, но некоторая польза выйдет и от этого пугливого созданияневеликого калибра. Уже вышла. Насчет не известного никому имени… да это сущийподарок! Нужно будет учитывать в дальнейшем…

Она подошла к окну, отодвинула занавеску и прислушалась кокружающей темноте. До рассвета оставалось еще прилично времени, ни один огонекпоблизости не горел, стояла тишина, только где-то очень-очень далекораздавались вопли припозднившегося прохожего, угодившего, судя по всему, в лапыночных странников, одержимых манией избавлять ближних своих от всего, что имеетхоть малейшую ценность…