Колючка - Интисар Ханани Страница 14

В день накануне прибытия к границе мы встаем на обед в широкой горной долине. Когда я выбираюсь из кареты и ступаю на землю, подходит лейтенант Балин:

– Ваше Высочество, неподалеку в лесу есть ручей, если вы желаете умыться перед обедом.

Не в силах сдержаться, я поворачиваюсь к Валке:

– Вы пойдете?

– Да, – отвечает она сразу. – Ваш кубок здесь, у меня.

Я усмехаюсь, даже не пытаясь искать дружелюбие в ее словах, принимаю кубок, и мы идем через высокие травы к деревьям. Она никогда не простит меня, это точно, но, если почаще вот так общаться, рано или поздно может установиться что-то вроде перемирия.

Шагая мимо солдат, я замечаю, как Бол идет к хвосту нашего маленького каравана. Один раз беспокойно оглядывается, тянет руку к узде белого коня и расстегивает ремни. Тот пригибает голову и отступает, высвобождаясь из упряжи. Бол уходит помогать солдатам с их лошадьми, и я отворачиваюсь. Надеюсь, жеребец сможет убежать на волю незамеченным.

На берегу я присаживаюсь и наполняю кубок, все еще думая о белом. Вода в ручье прозрачная и сладкая. Отставив кубок, я зачерпываю ее руками и умываю лицо, радуясь живительной прохладе после духоты в карете. Валка все стоит там, где мы вышли к берегу. Я спиной чувствую ее взгляд.

– Не станете пить?

В ответ она только хмурится, почти гневно.

Я вздыхаю, снова склоняюсь к воде и удивленно замираю. Лицо отражается как-то неправильно, но я не понимаю, что не так: ручей идет рябью и морщинками. Я окунаю пальцы в поток, чтобы смахнуть отражение. Но оно не исчезает.

Вместо этого чья-то рука вдруг тянется из глубины и вцепляется в мое запястье. Я давлюсь криком ужаса, дергаюсь назад, но рука тащит вниз – сильнее. Я теряю равновесие на глинистом берегу и лечу головой вперед в бурлящую пучину.

Мир становится странным, приглушенным неестественной глубиной. Я бьюсь и вырываюсь, но даже не могу понять, кто на меня напал. Чужая рука все еще сжимает мою железной хваткой. Я пинаюсь, отчаянно стараясь освободиться и выбраться на поверхность. Да откуда же здесь такая глубина? В легких кипит воздух, перед глазами пляшут пятна. Что-то скользит по горлу – нож? Я дергаюсь прочь, кожу режет болью, и внезапно я уже свободна. Стою на четвереньках в ручье, откашливаю воду, а вокруг плещутся мягкие волны.

Я в смятении озираюсь, разбрызгивая волосами веер капель по поверхности, но кругом нет и следа нападавшего. Ручей опять спокоен, вода течет мимо с переливчатым журчащим смехом. Только птицы молчат.

Я тяжело поднимаюсь на ноги. Вижу на берегу улыбающуюся Валку. На миг успеваю бестолково подумать, что улыбка обращена ко мне, но компаньонка смотрит за мою спину. Нутро скручивает нестерпимым ужасом, тяжелым и плотным, как свинец. И, совершенно не желая узнавать, я оборачиваюсь.

Дама стоит в воде буквально в паре шагов. Рассыпанные по плечам черные как тушь волосы обрамляют бледную кожу и острые скулы. Платье словно соткано из воды, тело под ним почти сливается с песком на дне ручья. И опять этот взор, бездонные темные провалы в глазницах. Она вытягивает руку, на губах мелькает короткая злобная ухмылка: в пальцах у нее зажат перерезанный шнурок, на котором кошелек с даром моей матери качается над водой. Теперь в ее власти использовать против меня чары.

Я наконец решаюсь встретить ее взгляд и вижу знакомое выражение глаз.

– Ты хорошо послужила мне, – говорит она Валке. В голосе свистят летящие в ночном воздухе клинки. Я вскидываю голову, не желая отворачиваться.

– Я старалась, миледи, – отвечает Валка с берега. – Не один раз, а дважды привела ее к воде, как вы приказывали.

– После первой попытки я почти было отказалась от соглашения, – говорит Дама с плохо скрытым презрением.

Почти? В памяти мелькает единственный раз, когда мы с Валкой доселе ходили к ручью. Тогда мы все время были на виду у стражи. Теперь понятно, почему Дама явилась ко мне со своим предложением той же ночью.

– Хорошо, что в этот раз ты справилась.

– Вы обещали наградить меня, – надменно напоминает Валка, злясь оттого, что ей выговаривают при мне. Я вместе с ней жду ответа Дамы.

– Ты получишь свою награду, – отвечает та, не отводя взора от меня. – Станешь принцессой.

– Что? – Я смотрю на обеих по очереди, сбитая с толку. Принцессой? Валка?

– Помолчи, – огрызается она. – Тебе слова не давали. Дама обещала мне, что я буду принцессой вместо тебя и никто не узнает.

– Нет. – Я мотаю головой, будто выпила лишнего, и совершенно ничего не понимаю. – Это невозможно.

Дама роняет руку – кошелек с платком растворяется в ее платье. Вновь поднимает ладонь – и я вижу мерцание самоцвета в кольце. Она делает такое же непринужденное скользящее движение пальцами, какое я помню с той ночи в спальне, и меня окатывает силой.

Я неуклюже пячусь и падаю на низкий берег. Слышу позади тихий вскрик Валки, и вдруг кости выкручивает из суставов, мышцы сводит судорогой, жар пламени разливается по коже и выжигает глаза. Я пытаюсь кричать, но язык рассыхается на воздухе. И тут боль исчезает, отступает так же молниеносно, как пришла. Несколько мгновений я лежу, скорчившись, на берегу, не шевелясь, чувствуя только течение воды вокруг ног. Потом заставляю себя выпрямиться и ищу взглядом Валку.

Но ее рядом нет. Вместо нее на склоне ручья я вижу себя, свою косу из прямых темных волос, свои мелкие черты лица, измученного и усталого, но счастливого – потому что счастлива Валка.

Будто во сне я нащупываю и разглядываю косу на себе – рыжую и кудрявую. Дыхание хрипит в груди, а я все всматриваюсь в волосы, в пальцы – длинные, тонкие и мягкие.

– Что ты натворила?! – кричу я на Валку-теперь-себя.

Ее губы трогает презрительная усмешка.

Во мне рождается какое-то странное чувство. Я резко поворачиваюсь к Даме, мое лицо кривит гнев.

– Так нельзя! – снова кричу я, будто что-то в этом фарсе можно исправить негодованием.

Дама улыбается:

– Определенно можно, и я это сделала, маленькая принцесса. Что теперь?

– Все узнают, что она – подделка. Стоит только рассказать… – Мои слова застревают в горле Валки.

Дама смеется, и смех ее страшен – чистый, прозрачный, ледяной звук.

– Ты никогда не заговоришь об этом.

Еще один взмах рукой, еще одна вспышка солнца на гранях камня.