Кровь богов - Стелла Так Страница 14

– Эй, принцесса, я слышал, что ты конкретно разозлила нашего старика.

Я испуганно вздрогнула, развернувшись вокруг своей оси с подушкой у лица.

– Мэдокс! Не смотри! – огрызнулась я, но этот идиот лишь задорно засмеялся, подходя ко мне с закрытыми глазами.

– Не паникуй, Ворриор, солнышко. Твой запах можно почуять за десять километров. Есть ли какое- то объяснение тому, что ты пахнешь фекалиями и мусором? Я что, пропустил международный день вонючки? Если да, я быстро завернусь в органические отходы.

Мое лицо покраснело, когда я посмотрела на себя. Проклятие! Еще на 144-м этаже я обмазалась этой грязью.

– Господи, какой стыд, – заскулила я, что заставило Мэдокса смеяться еще громче. Я мрачно уставилась на него, но была рада его видеть. Мой единокровный брат был высоким молодым человеком, но в отличие от других моих родственников состоял не только из мышц и садистских наклонностей. Хотя он и унаследовал эти черты от отца – причем в полной мере, – его личность, в общем, была куда приятнее. Как у игривого дикого кота. Его густые темные волосы торчали во все стороны, а кожа светилась светло-коричневым светом. Крылья Мэдокса были цвета шоколада. Он, как всегда, где-то потерял свою рубашку и ходил по зданию в рваных джинсах. Вокруг его пупка красовалось вытатуированное солнце. Если спросить его о значении татуировки, он рассказывал своим слушателям, – как правило, женщинам, – слезливую историю о чистоте души и благоговении перед богами. В действительности он был очень пьян в тот вечер, и ему повезло, что он ткнул пальцем в картинку с солнцем, а не с бабочкой. Я была единственной, кто знал, что все два часа он хныкал, как маленькая девочка, и в конце его стошнило на себя. Можно сказать, мы с ним всегда были лучшими друзьями. С разницей всего в два года, мы были самыми младшими в роду Аида. С остальными пятью сыновьями бога Подземного мира разница в возрасте составляла от одного года до тридцати лет. Эти молодые люди были намного сильнее и намного более склонны к нарциссизму, особенно в прошлом. Поэтому жизнь сблизила нас с Мэдоксом.

– Ты можешь, пожалуйста, прекратить меня нюхать? У меня не было другого выбора! – огрызнулась я на него, пытаясь пнуть в голень. Несмотря на то что его глаза были закрыты, он мастерски увернулся от моего псевдониндзя-нападения.

– Какой еще выбор? Между собакой и мусорным баком? – рявкнул он, вытирая слезы смеха, вызванные своей собственной шуткой. Ха-ха-ха, такой шутник.

– Просто заткнись! Мне надо переодеться, пока меня еще кто-нибудь не увидел.

– Но ты же не голая, нет? – заинтересованно спросил Мэдокс.

Я тут же хлопнула его подушкой по голове.

– Нет! Ты что, придурок? Открыто только мое лицо, – ответила я, ныряя к парадной лестнице, ведущей на второй этаж.

Мэдокс в отличном настроении последовал за мной. Глаза он все еще держал закрытыми.

– Только лицо? Ну и почему тогда столько шума? Отец рассказывал о твоих вещах, которые были полностью разорваны. – Его беззаботная реплика заставила меня внезапно остановиться.

Мэдокс тут же в меня врезался.

– Уфф… что за… Ворриор?

– Он… Один из церберов погиб сегодня из-за моего лица. – Мой голос звучал подозрительно равнодушно.

Мэдокс напрягся. Он нащупал рукой мое лицо и бесконечно ласково погладил меня по щеке.

– Мне очень жаль, Ворриор. Отец только начал рассказывать. Я сразу убежал, чтобы найти тебя, и не дослушал историю до конца. Если хочешь, можешь ударить меня! Я идиот и не заслужил иного.

Я невольно захихикала, когда Мэдокс с лицом мученика вытянул ко мне свою голову и попытался найти мои руки.

– Давай! Подними свой маленький кулачок и врежь мне!

– Что за дурак! – Смеясь, я потрепала его по и так растрепанным волосам и поцеловала в кончик носа.

Мэдокс одарил меня озорной улыбкой, как вдруг я увидела что-то серебристое у него во рту.

– Что? Мэд… Ты еще и язык проколол? Пирсинга в ушах и брови тебе не хватило? Ты что, хочешь выглядеть как подушечка для булавок? – раздраженно спросила я, когда мы поднялись на другой этаж. Было просто чудом, что он не упал лицом вниз. В качестве меры предосторожности я с помощью указательного пальца на спине направляла его, чтобы он преодолел все преграды. Мраморный пол наверху был уютно подогрет, а старые кушетки винно-красного цвета теснились в пыльных нишах еще со времен Древнего Рима. На стенах висели старинные бюсты и картины с изображениями богов и других легендарных фигур, там же были сложные цветочные композиции, которые смотрелись неуместно и слишком свежо во этом древнем мусоре.

– Фрезии? – измученно спросила я, когда мы проходили мимо букета, торчащего из рыцарских доспехов. Мэдокс состроил жалостливую мину:

– Мать сегодня здесь, мне очень жаль, принцесса!

Я застонала. Сегодня точно был не мой день.

– Так что с твоим металлом в языке? – Прищурившись, я попыталась еще раз рассмотреть эту штуку у него во рту. Ага! Она однозначно там. Широкая улыбка Мэдокса обнажала спрятанное изогнутое кольцо с красными стразами.

– Ты про пирсинг? Это был спор с Брайтом. Не надо рассказывать мне, что это сумасшествие: поверь мне, меня уже достаточно побили по голове за это.

Он потер свой подбородок, ударившись в болезненные воспоминания, а затем посмотрел в мою сторону. Его зеленые глаза стали выглядеть темнее. Когда я предупредительно шлепнула его, он раздраженно вздохнул, но все же закрыл глаза. Короткий взгляд его не убьет, но лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

– Я думал, отец выдернет из меня эту штуку вместе с языком.

Я сочувственно поморщилась и взяла его за руку. Наши пальцы медленно переплелись: мы делали так со времен детского сада.

– Что говорит по этому поводу Персефона?

– Ты шутишь, что ли? За это меня мама и била!

– Ой! – Я не смогла не улыбнуться при мысли об этом, но все же страдала вместе с ним. Персефона была матерью Мэдокса и Брайта, а также женой Аида с самых незапамятных времен. У остальных моих братьев были другие матери, причем никому не известные личности. У богов есть некоторые проблемы с понятием верности. Во всяком случае, именно такое впечатление создавалось при виде потока женщин, регулярно выходящих из спальни моего отца. Или за потоком мужчин и женщин, выходящих из комнаты Персефоны. Но так как она с Олимпа, только несколько месяцев в году ей разрешалось жить в аду со своими сыновьями. Персефона, как некогда и ее мать, Деметра, была богиней плодородия и весны. Факт того, что она вышла замуж за Аида, который был одним из самых мрачных парней, которых я знала, до сих пор мне непонятен. Они даже не были похожи на любящих друг друга людей. Так или иначе, Аид бескомпромиссно утверждал, что захотел обладать Персефоной, как только ее увидел. Однако когда он попросил у моего дяди Зевса разрешения жениться на ней, у того не хватило смелости ни согласиться на это, ни отказать ему. Аид, разумеется, воспринял это как согласие и взял ее с собой в Подземный мир. Ее мать Деметра была так зла на него, что позволила всем растениям на свете погибнуть, чтобы люди умирали от голода. В конечном итоге Аиду пришлось отпустить жену из Подземного мира, но так как Персефона уже была замужем и находилась на позднем сроке беременности, Деметра согласилась отпускать дочь к мужу на четыре месяца в году. Правда, богиня до сих пор не позволяла растениям цвести в эти четыре месяца, поэтому людям приходилось переживать зиму из-за этой старой кочерги.