Странствия Властимира - Галина Львовна Романова Страница 14

Кто-то из волков упал прямо в огонь и завыл от боли. Запахло паленой шерстью. Властимир обернулся на крик и бросился к костру.

Не видя жара пламени и не чувствуя боли, он двумя руками схватил горящие уголья и бросил их в толпу. Воздух разорвали вопли тех, кто не успел увернуться. Подобрав из костра сук, Властимир бросился на врагов.

Они были всюду: справа, слева, сзади, спереди ~~ успевай только поворачиваться, наносить и отражать удары. Несколько раз князь чувствовал, как чей-то нож распарывает его кожу, вонзается в плечо или руку, но боли не было. Как-то аркан захлестнул ему шею, но он только мотнул головой и порвал веревку.

Властимир утратил чувство времени. Он сражался, словно его руками водил кто-то иной, сильный, могущественный и несомненно зрячий. Князь не сразу смог остановиться, когда враги вокруг него внезапно исчезли.

Выбросив последний раз руку с ножом и никого не встретив, Властимир замер, чуть пригнулся и расставил руки. Сук он давно отбросил в сторону, кажется, оставил его в чьей-то глотке.

Усилием смиряя дыхание и приходя в себя после угара боя, Властимир настороженно слушал тишину. Нет, он ошибался — враги не перебиты. Их, наверное, меньше, чем вначале, но они все тут, окружили его и чего-то ждут. Может, уже спускается летающий дом пришельцев и этого не видит только он?

Псоглавцы внимательно рассматривали слепца, который, перепачкавшись в своей и чужой крови, в окружении врагов, все же был готов сражаться. За спиной Гао трое волков подняли луки, но не спешили пускать их в ход, надеясь все же взять Властимира живым.

Вокруг валялись убитые и раненые. Гао подсчитал потери. Одиннадцать убитых, больше двух десятков ранено, и из них треть не доживет и до утра. Несколько псоглавцев было искалечено: вывернуты руки, сбиты набок челюсти. У одного выколот глаз.

Гао вдруг сделал шаг вперед. Властимир, настороженно ожидавший любого шороха или движения, развернулся и махнул рукой. Гао еле успел увернуться: нож глубоко засел в руке, которой он прикрыл сердце.

Его охранники бросились к нему — одни поддержать раненого вожака, другие — добить обезоружившего себя врага. Но Гао вскинул здоровую руку:

— Все назад!

Волки замерли. Властимир, не догадываясь, кого он ранил, все еще ждал нападения.

— Назад! — повторил Гао. Нож осторожно извлекли из раны. — Не трогать!

Рану обложили целебными травами, молодая волчица слизала кровь и обвязала порез полосой кожи. Придерживая раненую руку здоровой, Гао отошел к волкам.

— Ты убил многих, князь из Резани, — сказал он. — Двадцать моих воинов теперь никогда не смогут охотиться со стаей…

— Только двадцать? — перебил его Властимир. — Жаль, что не двести!

— Я мог бы отдать приказ убить тебя, человек, — продолжал Гао. — Твой последний бросок не был промахом — ты ранил меня, вожака стаи. Я признаю твою силу…

— Скажи уж, что я стал стоить дороже в твоих глазах и ты хочешь содрать за меня двойную цену с пришельцев, — презрительно бросил Властимир, — Ты разве не помнишь, что они обещали вернуться за мной и тебе надо сохранить меня живым во что бы то ни стало?

— Я понимаю твой намек, — кивнул вожак. — Ты думаешь, что я не должен тебя убивать из страха перед светлыми Агами, и поэтому ты смог безнаказанно уничтожить столько моих охотников?.. Но ты плохо знаешь наши обычаи: если вожаку причинен вред, убийца должен быть обязательно наказан, или он сам становится вожаком.

— Этого ты от меня не дождешься!

— Разумеется, ведь я еще жив!.. Но мои охотники могли тебя убить, их не остановил бы никакой страх перед светлыми Агами. Тебя не дал убить я!

Властимир промолчал, не зная, что задумал вожак волков и можно ли ему верить.

— Я оценил тебя, человеческий воин, — продолжал Гао. — Ты воин, и мы воины…

— Долго же ты над этим думал, — съязвил Властимир.

— Да, долго, но я это понял. Я хочу отпустить тебя, князь… Ты свободен!

Властимир не поверил своим ушам.

— Почему? — только и смог вымолвить он.

— Ты воин и остался воином, несмотря на увечье и страх близкой смерти. Кем ты станешь, если светлые Аги исполнят свое обещание и дадут тебе новые глаза в обмен на верную службу? Покорителем мира, его проклятьем, ибо тебя будет вести не их приказ, а твоя ненависть ко всему на свете. Ты будешь ненавидеть врагов — за то, что они защищаются от неизбежного; друзей — за то, что не чураются тебя и не проклинают; слуг и рабов — за их малодушие и трусость; союзников — за то, что принимают твои планы; хозяев — за то, что они заставляют тебя делать. Ты будешь ненавидеть весь мир и уничтожишь его в своей ненависти, потому что даже с новыми глазами ты будешь одинок. Я хочу предложить тебе другое одиночество — одиночество наедине с собой. Ты сейчас уйдешь: тебя проводят с поляны и оставят в лесу на милость судьбы. Что там с тобой случится — не наша забота!

— А что же твои светлые Аги? — молвил Властимир. — Что ты скажешь им? Что решил спасти мне жизнь?

— Я бы спас ее, если бы приказал тебя убить, ибо тебя ожидает нечто похуже смерти. Не твоя забота, что я скажу им, подумай лучше о том, как ты будешь выживать в лесу… Отведите его!

Двое волков приблизились сзади, взяли князя за локти. Угар боя отступил, жар в крови угас, силы иссякли. Трын-трава сделала свое дело, срок ее действия вышел. Властимир чувствовал себя разбитым. Он покорно позволил псоглавцам вести себя куда им будет угодно и ждал только одного: когда кто-то из них не выдержит и вонзит нож ему в спину. Он не верил, что его не убьют.

Но его завели в чащу и оставили одного. Князь услышал только шорох и потрескивание — волки убегали в разные стороны, чтобы он не пошел по их следам.

Властимир так и не узнал, что, когда его провожатые вернулись, Гао отдал приказ немедленно сниматься с места и уходить в сторону Резани.

Долго простоял Властимир неподвижно, слушая, как над головой перекликаются осмелевшие птицы, и чувствуя, как ноют свежие раны. Потом решился и двинулся вперед — наугад, куда выведет судьба…

В чаще леса, носами раздвигая кусты и высокие стебли кипрея, тихо пробирались два волка, два матерых зверя с клоками зимней светлой шерсти на плечах и хребте — несмотря на дни летнего солнцеворота, что сейчас неспешно текли над землей. В преддверии Купальной ночи русалки, не боясь света дня, бродили по берегам рек и озер, а самые отважные забирались чуть ли не за версту от родного берега.

Звери шли осторожно, то и дело останавливаясь и принюхиваясь. Оба были крупными сильными волками, один нес на передней лапе шрам, говоривший о давней схватке с каким-то огромным зверем. Раскосые глаза смотрели на мир сердито и настороженно; они пробирались по лесу так медленно, словно попали в чужие края. Время от времени то один, то другой волк обнюхивал землю, проверяя, на месте ли след, по которому они шли.