Дом за порогом. Время призраков - Диана Уинн Джонс Страница 13

– Ты побывал в запретном месте, – сказал колышущийся силуэт.

– И что? – спросил я. – Я никому не подчиняюсь. Мне говорили это правило.

– Ты больше туда не попадешь, – был ответ, – если не хочешь разделить ту же участь.

– Я не обязан вас слушаться… – Помню, как начал это говорить, а потом все расплылось.

Я правда не помню, что было в следующую минуту. А часть того, что я запомнил, повисло у меня в голове среди полнейшей пустоты. Я забыл, кто я, почему я здесь и – главное, чего добивались Они, – где я только что побывал. К этому времени я, совсем оглушенный, забрел во двор. И первое, что я помню, – это как хозяин фермы вышел из коровника и увидел меня.

– Что это ты там делаешь, а? – заорал он на меня.

Он был огромный. Схватил палку, такую же огромную, и бросился на меня с ней.

Я пустился бежать. Все-таки меня не настолько оглушило. Я бежал, а в голове у меня все затекло, как затекает нога, если ее отсидишь, и я не понимал, что происходит и почему. Честное слово, больше никаких мыслей у меня не было и я ничегошеньки не помнил. Вокруг меня кудахтали, бегали и хлопали крыльями куры. За спиной у меня орал хозяин. А когда я подбежал к воротам фермы, рядом со мной оказался огромный пес – он выскочил из будки, натянув гремящую цепь, и едва не цапнул меня.

Гремящая цепь. Даже Они не все предусмотрели. Если бы Они сообразили заменить ее веревкой, я бы сейчас вам ничего не рассказывал. Я бы все забыл. С тех пор, стоит мне услышать, как гремит цепь, я сразу вспоминаю о нем, прикованном к скале.

Я пулей вылетел за ворота, и пес меня все-таки не укусил. Я мчался по грязной тропинке – теперь я хотя бы помнил о нем на скале. Топал вперед и думал, что это, наверное, мне примерещилось. В остальном в голове все было мутное, но потихонечку проступало и кололось – как в ноге после того, как ее отсидишь. Я уже говорил, что и до сих пор иногда думаю, что он мне просто привиделся, но я стараюсь этому не верить: ведь это Они хотели, чтобы я так думал. А он был настоящий. В тот момент в моей жизни не было ничего более настоящего. Память полностью вернулась ко мне только через несколько дней. Мне пришлось очень туго, потому что начинал я почти с нуля, как будто никогда не скитался. А мир был не из тех, где легко новичку, вот уж честное слово! Из-за Них я не увидел знак на Границе-амбаре, ну и пусть. И так знаю, что это был за знак. «НЕДРУЖЕСТВЕННАЯ ОБСТАНОВКА».

Потом я много скитался. Побывал в доброй сотне миров – и все шел и шел вперед. Вы себе не представляете, как при этом устаешь. Только устроишься, только заведешь себе знакомых и усвоишь местные обычаи, найдешь работу по силам или школу, куда тебя примут, если мир из таких, где строгие законы, – только чуть-чуть пообвыкнешься, как бац! Тебя опять тянет куда-то, опять одолевает тоска, и ты снова в пути. В конце концов уже и не стараешься пообвыкнуться – понимаешь, что все равно придется уходить.

По части осваиваться в новом мире я кого угодно за пояс заткну. Я этим даже гордился. Главное – не придавать ничему особого значения. Считать все шуткой. Я дошел до того, что мне было уже все равно, что я говорю, сколько ворую и какой грязной работой занимаюсь. Оказалось, что, если меня поддевают или обвиняют, лучший выход из положения – всех рассмешить. Этот прием не удался только один раз, когда меня пытался усыновить суровый старый священник. Его было ничем не рассмешить. И ничем не убедить, что я не собираюсь становиться священником, когда вырасту. Он все твердил, что спасет мою душу. Мне удалось удрать от него, только когда зов Границ стал таким сильным, что хоть криком кричи.

Конечно, освоиться в новом мире было бы проще всего, если бы я мог прямо сказать, что я граничный скиталец и как так вышло. Но оказалось, что это невозможно. Тебе не верят. В основном считают, что ты спятил. Или верят, что ты обречен на вечные скитания, но ни за что не поверят, что это не ограничивается их миром. И ничто на свете не заставит никого поверить в Них. Они за этим проследили. Стоит заговорить о Них, как тебя сразу перебивают и спрашивают, за какие грехи тебя прокляли. Когда говоришь о Них, все сразу решают, что ты точно великий грешник. А ты, чтобы им угодить, сам не замечаешь, как придумываешь себе подходящий грех. Такой оборот разговор принимал всего несколько раз, и я всегда говорил, что подсмотрел священные мистерии. В общем-то, так и было.

Я об этом особенно не распространялся. Как-то не решался. После того как Летучий Голландец наговорил мне всякого про «недозволенное», а потом Они сотворили такое с моей памятью, мне было страшно говорить об этом даже с другими скитальцами.

Со временем я повстречал довольно много других скитальцев. Когда походишь по Цепям достаточно долго, обнаруживаешь, что там даже многолюдно. Скитальцы всегда помогают друг другу. Это логично. Мы обычно общаемся друг с другом очень приветливо – быстро, весело и поверхностно. Рассказываем анекдоты из предыдущего мира и помогаем друг другу обжиться на новом месте, если случайно встречаемся у Границы. Но я никогда не видел смысла с ними откровенничать. Все равно мы больше не встретимся. И хотя люди мне попадались всевозможные – короли и королевы, жулики и художники, несколько актеров и одна двухметровая старушенция, которая сочиняла проповеди, – все они до единого были взрослые и все посматривали на меня свысока за то, что я еще мальчишка.

Ну и не важно. Потом все равно позовет Граница, и когда я дойду до нее с кем угодно, конец нашему знакомству. Дерг – и нас утянет по разным мирам. Похоже, это тоже было правило. Поначалу я не знал, что с одной Границы можно попасть в разные места, но так и есть. И так происходит всегда. Они постарались, чтобы скитальцы не могли познакомиться поближе. Ни за что. Так не годится.

Вы себе не представляете, как при этом одиноко. Иногда меня так припекало, что я не мог думать ни о чем, кроме Дома. Раз за разом прокручивал в памяти свои заурядные двенадцать лет, пока не вспомнил все даже лучше, чем когда там жил. Подолгу думал даже про наши с Робом ссоры и про то, как мы с Робом дразнили Эльзи. Дразнить Эльзи было одно удовольствие – она была рыжая и вспыльчивая. Помню, как она топала ногами и кричала: «Я лучше вас играю в футбол! Что, съели?!» Может, и правда. Она-то ни разу не попадала мячом в бадью со стиркой, не то что я. От этого у меня снова все холодело и чесалось, и я мечтал вернуться домой и снова играть в футбол в проулке. Я был уверен, что все там осталось по-прежнему, таким же, как я помню, и только и ждет, когда я вернусь. Я был уверен, что так должно быть. Ведь иначе я не остался бы мальчишкой.

Когда меня припекало по-настоящему, я невольно вспоминал и его на скале. От этого мне всегда становилось только горше. Ведь он там до сих пор. Я думаю, что никогда не ненавидел Их за себя так сильно, как за него.

Ладно, хватит. Я просто хотел сказать, что успел побывать в доброй сотне миров, пока со мной не случилось следующее важное событие. Я попал в огромный медленный цикл – начиная с того места, где я едва не потонул, туда и обратно. Если долго ходить в Цепях, начинаешь чувствовать, где ты уже бывал, по крайней мере, у меня так получалось. Вы себе не представляете, сколько разных миров я видел, сколько между ними удивительных отличий и сколько всего похожего – мне вот, например, не нравится, что они так похожи. Так что я превратился в бывалого и черствого скитальца. Мне казалось, я видел все.