Золотой мост  - Ева Фёллер Страница 13

Сесиль задумчиво наморщила лоб.

– Великолепная идея для пьесы. Она могла бы вдохновить меня сочинить что-то подобное. Тем более что я, похоже, как раз в точно таком же положении, как упомянутый драматург. – Брови ее сдвинулись. – А не придумала ли ты это вот только сейчас, чтобы посмеяться надо мной, а?

– Нет, честное слово, нет! – заверила я. – К тому же девочка – его дочь, а в конце они очень полюбили друг друга. Ведь все же совсем не так.

– Хм, ты – не моя дочь, но думаю, ты начинаешь мне немножко нравиться. – Сесиль встала и стащила с кровати еще несколько подушек. Она бросила их на пол к остальным, подошла к стенной полке и вернулась с куском хлеба, который сунула мне в руку. – На вот, ты выглядишь голодной.

Поблагодарив, я откусила кусочек, хотя после пережитого этим вечером волнения практически не ощущала голода. Хлеб был черствым и безвкусным, но во время еды аппетит внезапно пришел, и я съела все до последней крошки.

– Ты, должно быть, пить хочешь. – Сесиль наполнила два бокала красным вином из кувшина, один протянула мне и настояла на том, чтобы мы чокнулись. Затем она постоянно подливала еще и не угомонилась, пока мы с ней на пару не опустошили весь кувшин. Пусть она и выпила значительно больше меня, но вино было достаточно крепким и свалило бы меня с ног, если бы я уже и так не сидела на полу. Голова то и дело клонилась на грудь, я постоянно задремывала. Пока свечи еще не прогорели и мы пили, Сесиль выпытывала обо мне все. Из осторожности я выдавала самые общие сведения, по большей части уклончивыми или ничего не говорящими фразами. Когда она спросила, что я больше всего люблю делать в свободное время, я ограничилась чтением и игрой на рояле (преобразователь превратил «рояль» в «клавикорд»). Велосипед и дзюдо я решила опустить. На вопрос о поклоннике без колебаний ответила отрицательно. Чтобы отвлечь ее внимание от себя, я в конце концов сама перешла к вопросам. Сесиль рассказала мне кое-что о своей достаточно необычной жизни. Оглядываясь назад, я иногда думаю, что некоторые из этих рассказов, возможно, были лишь вольным полетом фантазии.

Она была дочерью парижского придворного учителя (что объясняло ее образованность) и владелицы винной лавки из Дании (что объясняло ее нордическую внешность и слабость к красному вину), а помимо этого, вдовой жонглера и канатоходца – что, в свою очередь, объясняло ее тягу к сцене.

Муж умер три года назад, упав с каната, и, к сожалению, не оставил ей ничего, кроме жонглерских шариков. Сесиль, вскочив, стала рыться в одном из сундуков, пока их не нашла, но ее попытка продемонстрировать свое жонглерское искусство провалилась из-за низкого потолка. Шарики разлетелись в разные стороны, и, поймав несколько в лицо, я, спасаясь, спряталась за подушку. Мы обе похихикали и единогласно решили, что пора спать. Собрав остаток сил, я еще воспользовалась ее туалетом – стоявшим за ширмой стулом с откидной крышкой и горшком под ним.

– Подожди-ка, – сказала она. – Там кое-что есть. Я сейчас быстренько его опорожню. – Она открыла ставень и с размаху выплеснула содержимое горшка на улицу, после чего вернула горшок на место. К слову о лужах, в которые я неоднократно вступала по пути сюда. Пока я за ширмой справляла малую нужду, Сесиль захлопнула ставни и забралась в постель. Я растянулась на полу, который после всего выпитого вина показался мне и вполовину не таким жестким, как поначалу.

– Спокойной ночи, Анна, – донеслось до меня бормотанье Сесиль. – Сладких снов!

– Тебе тоже, – пробормотала я в ответ, уже проваливаясь в сон.

Свечи погасли. За окнами уже светало, через пару часов на пороге объявится Филипп, к его приходу мне нужно быть в самой лучшей форме. И скоро я увижу Себастьяно… наконец. Его образ проводил меня в сон.