Обрученная - Купава Огинская Страница 13

– Без глупостей, – прокаркал мужчина, странно нахмурившись. Одна бровь съехала чуть ближе к переносице, отчего лицо его неправильно перекосило. У меня от этой картины дыхание перехватило. Создавалось такое впечатление, будто ему не только язык, на котором он говорил, не родной, но и собственное лицо тоже.

Продавец попытался рыпнуться, что-то сделать, полез под прилавок, то ли в поисках местного аналога ружья или бейсбольной биты, то ли в поисках тревожной кнопки, но огненный шар, сорвавшийся с ладони одного из отмороженных блондинчиков, оборвал его порыв. Отлетев к стене, мужчина свалился на пол с огромной обугленной раной в груди.

Защищать и дальше Джая меня уже не могла. Очень сложно это делать, когда тебя сзади толкают в сторону одной из витрин. Очередной огненный шар, предназначавшийся ей, пролетел, так никого и не задев.

– Не сопротивляйся, – потребовал жуткий мужик, по сравнению с которым даже мой женишок вдруг начал казаться очень милым и совсем нестрашным. Его-то рожа, во сей своей устрашающей невозмутимости, хотя бы точно ему принадлежала.

– Да как скажете, – легко согласилась я, сделав один шажочек назад. Вся эта чуть поплывшая четверка (кожа на лицах у них натурально чуть оплыла, отчего стало видно ряд нижних зубов и слизистую оболочку глазницы – отвратительнейшее зрелище). Еще один небольшой шажок назад, и они вновь слаженно последовали за мной. С одной стороны, это стремно, и мне бы сейчас очень хотелось просто завизжать, разрыдаться и ждать спасения, но с другой – в данной ситуации никто, кроме меня самой, спасти ни меня, ни Джаю, забывшую подняться с пола и с ужасом глядевшую на наше продвижение по лавке, не сможет.

Продавец, вон, попытался что-то сделать, и теперь он труп.

– Подойди, – потребовала эта страшная рожа, тряхнув головой. И случилось чудо – кожа подтянулась, бровь, запавшая после того, как он нахмурился, вернулась на свое место, и лицо вновь казалось вполне настоящим.

– Знаете, я, наверное, откажусь.

Неприметную дверцу за прилавком я заметила почти сразу, как мы зашли, и сейчас, остановившись прямо напротив нее, просто очень надеялась, что двери в подсобные помещения у них здесь не принято запирать.

Мой эпичный, но, подозреваю, запредельно неуклюжий бросок через прилавок поверг мужиков в шок, иначе я просто не знаю, как объяснить тот факт, что в меня никто не стрелял огнем и не пытался убить.

Был только страшный рев «Догнать!», когда я, чуть не врезавшись лбом в дерево, всем весом налегла на дверь, истерично дергая ручку во все стороны.

Та неохотно поддалась, щелкнул замок… Двери здесь и правда не запирали, но вот конкретно эта дверь вела совсем не в подсобку. Она вела в неширокий коридор, заканчивался который жилым помещением – кухней, в которую я и выскочила, напугав немолодую женщину, не здороваясь, забыв извиниться и уж совсем ничего не объясняя.

Преследователи были уже совсем рядом, я слышала их быстрые шаги, женщина с ужасом смотрела на меня, краем глаза я заметила, как лениво выкипает суп из стоявшей на плите кастрюльки, и, не останавливаясь, бросилась к еще одной двери, ведущей на улицу.

Чтобы на секунду замереть, не имея ни малейшего представления, что делать дальше. Небольшой дворик, каких-нибудь двадцать шагов в длину, выходил к безлюдному проулку. Проход на рыночную площадь, откуда слышался веселый ярморочный шум, перекрывали огромные, аккуратно подстриженные кусты и добротный заборчик. И дорога к спасению у меня была только одна.

Хотелось верить, что Джая уже побежала за помощью и теперь находится в безопасности, а я… а я как-нибудь выберусь из этой передряги.

Настроенная крайне оптимистично, я бросилась к калитке, где и застряла, потратив драгоценные секунды на борьбу с замком. К тому времени, как я все же с ним справилась и открыла калитку, мужики уже выскочили во двор.

Далеко убежать я просто не успела и была схвачена за косу.

Проулок был сухой и чистый, каменные стены без окон возвышались над нами на высоту трех этажей. И вот об одну из стен, шершавую и холодную, меня и приложили два раза, чтобы прекратить мои попытки дергаться и кусаться.

– Бешеная дрянь, – выругался тот, что требовал у меня подойти. И вот парадокс, говорил он теперь без акцента, будто бы на родном языке, но я его все равно понимала.

– Ничего, больше не побегает, – злорадно отозвался тот урод, что впечатал меня в стену, – но для надежности можно переломать ей ноги.

– Хочешь ее на себе тащить до круга? – раздраженно спросил еще один.

Ненадолго завязался спор о том, в каком виде я буду доставлять им меньше хлопот, с переломанными ногами или целая. Они никуда уже не спешили, полностью уверенные в том, что мне теперь никуда не деться. А я просто дышала, стараясь избавиться от звона в ушах и легкой тошноты – последствий моей горячей встречи со стеной.

В итоге решено было заставить меня топать на своих двоих. Наивные идиоты, верно, решили, что легкое сотрясение мозга сделает меня тихой и послушной. Не знали они еще, с кем связались, и моя попытка вырваться оказалась для них неприятной неожиданностью.

Пнув мужика, заломившего мне руки за спину, да так и попытавшегося толкать вперед, я угодила по голени, старательно выворачиваясь из его рук.

Если Селина и не была везучей барышней, то мне определено улыбалась удача… своеобразно так. Я бы даже сказала: щерилась беззубым ртом.

Потому что стоило мне только поверить в то, что удалось вырваться, как я вновь оказалась вжата в стену, в то время как сухая, шершавая рука сдавливала мне горло. Попытки отодрать вражью лапу успехом не увенчались, единственное, что я смогла сделать – случайно прокрутить кольцо на худом пальце мужика, чтобы в следующее мгновение замереть в ужасе.

На месте озверевшего, слегка оплывшего мужика стоял тощий, лысый урод с оттопыренными ушами.

– Я лично вырежу твое сердце, – прошипел он мне в лицо, продолжая душить. Придушив до белых точек перед глазами и неконтролируемой паники, урод очень удивился, когда его рука под моими пальцами, начала быстро краснеть, вздуваясь волдырями, а потом и чернеть.

Боль к нему пришла чуть позже, когда вся кисть, прожаренная до кости, почернела и медленно крошилась под моими пальцами.

Мужик заорал, я бы тоже орала, если бы могла, но воздуха в легких не было. Я до боли сжимала свой поджаренный трофей и медленно осела на землю, прижимаясь спиной к стене и кашляя, силясь вздохнуть. Не сразу даже заметила, что рука, которую я никак не могла выпустить, отвалилась от тела орущего урода.

Следующий лысый мужик, сунувшийся ко мне и попытавшийся грубо поднять на ноги, дернув за рубашку, остался обгорелым пятном на противоположной стене.

Я ничего не делала, просто почувствовала, как горячо стало в груди, а потом была вспышка, и, орущий на одной ноте, теперь уже однорукий урод резко заткнулся.

Следующим, что я услышала, было недовольное: