Путь императора - Александр Мазин Страница 13

Тарто внимательно посмотрел на жену… и ничего не спросил.

– Налус,– сказал он,– проследи, чтобы женщины легли спать. И принеси лопаты.

Мечи и прочее вооружение, кроме разрешенного, по решению Тарто сдали начальнику ближайшей крепости, куда цирковые без трудностей добрались на следующий день. Большой, правда, очень хотел оставить себе меч горца, но Тарто был тверд. Что запрещено – то запрещено. Возмещение за сданное оружие ничтожно, зато слава о цирковых, разбивших целый отряд самерийцев, летела впереди фургонов, утраивая щедрость зрителей, которые – сами профессиональные солдаты – совсем иначе глядели на жонглирующего топорами Большого. А уж Фаргалу, отвагу которого старшина расписывал с невероятным красноречием, просто овации устраивали. Мальчик, впрочем, не понимал, в чем, собственно, его заслуга. Разве можно поступить иначе?

Тогда-то старшина впервые и назвал его с помоста Даром Ашшура. Насколько же он был далек от истины!

* * *

Жрец Мудрого Аша и его прислужник-человек, которого звали Карашшер, глядели в магический кристалл, где в голубом сиянии скользил исполинский змей. Впрочем, только Карашшер видел змея. Маг в этот миг сам был той огромной рептилией, видел ее глазами и чувствовал все, что чувствовало гигантское пресмыкающееся. Более того, как слуга Мудрого, он мог бы превратить в змею, пусть не такую громадную, даже собственное тело. Но последние два века ни разу этого не делал. Он слишком дорожил магической властью, неразрывно связанной с человеческим обликом.

– Выходит, ты ошибся, господин,– осторожно произнес Карашшер.

– Нет,– сознание жреца полностью вернулось в человеческое тело.– У него особый путь, а законы Судьбы – выше воли богов. Потому-то отец наш Ашшур оставил дела своего мира.

– Это действительно так? – заинтересовался Карашшер.

– Так говорят.– Серые глаза жреца на миг утратили огонь холодной мощи. Но только на миг. – Мы служим Мудрому.– Последователь Аша сотворил старинный знак уважения, и зеленый огонек, сорвавшись с его пальцев, медленно опустился на мозаичный пол.– Не обращайся к тому, чего не можешь понять, и избегнешь беды.

Возможно, это была угроза. Карашшер опустил глаза, уставившись на зеленый огонек под ногами, молчал, не решаясь нарушить тишину. Маг был единственным существом, которого он боялся. И Карашшер не мог бы сказать, чего он страшился больше: кары за непослушание или того, что маг выбросит его, как негодную вещь, навсегда забыв о существовании какого-то Карашшера. Воин видел и то и другое (он был не единственным слугой жреца Мудрого) – и каждый раз ужас его был безграничен. Но Карашшер знал, что, пока он нужен хозяину, тот будет терпелив с ним. И воин старался оставаться нужным.

– Я полагал сделать его магом,– сказал жрец Аша.– У него есть и этот талант. Но, похоже, Судьбе угодно создать из него воина.

– Да, мой господин,– согласился Карашшер.– Этот мальчик – прирожденный боец. Он не знает страха.

– Он узнает его,– жестко сказал маг.– Позже.

– Я мог бы стать его наставником,– предложил Карашшер.– Уж бойца я из него сделаю. Лучшего в Четырех Империях!

Маг усмехнулся.

– Нет,– сказал он.– Ты сделал бы из него безупречного воина. А безупречный воин – всего лишь воин. Он слеп. Тот путь, какой ему предназначил я,– путь боли и одиночества. Пусть он познает слабость, пусть станет гибким, как плеть. Тогда никто, кроме держащего рукоять, не сможет угадать, куда он ударит.

– А рукоять держать будешь ты? – угадал Карашшер.

– Да,– сказал маг.– Так угодно Мудрому… и мне.