Ричард Длинные Руки - ландлорд - Гай Юлий Орловский Страница 13

А вот простолюдинам брать в плен рыцарей смысла нет, все равно выкупа не получат. А как приятно сбить с коня надменного вельможу, втоптать в грязь, а потом перерезать глотку! И вообще эти сволочи, что смотрят свысока, должны получить по заслугам.

— Они должны получить по заслугам, — повторил я их мысли вслух. — Всю ответственность беру на себя я, граф Ричард Длинные Руки. Вы только выполняете мои команды. Как хорошо быть ни в чем не виноватым, совсем простым, совсем простым солдатом!

Они вышли через боковые входы, арбалетчики скрыто заняли позиции на крышах и стенах, а я вывел небольшой отряд прямо из центрального входа.

— Господа, — сказал я громко еще со ступеней. — Прошу вас разойтись и приступить к своим обязанностям. Вы мешаете королю мыслить над картой о судьбах цивилизации и всеобщей победе барбароссизма во всем мире.

На меня смотрели с изумлением и гневом, наконец один из вельмож выступил вперед, лицо багровое, отдувается, ответил еще громче:

— Мы не знаем, что творится в этом королевстве!.. Король должен выслушать наши требования и принять их немедленно...

— Король выслушивает просьбы, — отпарировал я. — А если требования, это уже бунт, мятеж, фронда, оранжизм или даже оранжевизм...

За спиной вельможи закричали, заблистало обнаженное оружие. Вельможа еще больше возвысил голос:

— Требуют самые знатные люди!

— Перед Богом нет ни знати, ни черного люда, — ответил я громко, Чтобы хорошо расслышали арбалетчики и дворцовая стража. — Мы все просто люди. Но люди есть хорошие и есть плохие... Залп!

На площади все еще оторопело смотрели на меня, а воздух наполнился злым вжиканьем. Короткие стальные болты пробивали доспехи, как бумагу. Толпа заволновалась, я вскинул меч и крикнул снова:

— Очистить площадь!.. Кто не подчиняется королевскому приказу, да будет убит!

Сэр Стефэн, увидев взмах моего меча, повел своих в атаку. Второй отряд ударил с другой стороны, а я повел десяток воинов, что со мной, прямо в центр.

Арбалетные стрелы прекратили зловещий свист, но дворцовые ребята ударили с таким пылом и яростью, что мятежники и просто фрондирующие качнулись и начали в беспорядке отступать.

Их били и гнали, пока не очистили площадь, а потом преследовали в переулках и улицах. Я остался, оглядывая площадь. Ее очистили от живых, но трупов немерянно, я подозвал своих людей и велел жестко:

— Если эти выживут, королю придется долго оправдываться. Вы поняли?

Они все поняли, быстро рассыпались по площади, осматривая раненых. В руках блистали короткие ножи, и, когда сэр Стефэн вернулся, на площади в тишине солдаты с моего разрешения стаскивали дорогие доспехи, забирали оружие, торопливо срывали с пальцев перстни и кольца.

.Из моих людей никто не погиб, хотя трое ранены достаточно серьезно, и пятеро отделались разбитыми латами и царапинами. Я привычно опустил на одного ладони, сосредоточился, чтобы перелить своей жизни, такова жертвенная особенность паладинов... и, не успел вспомнить, что я уже не паладин, как глубокая рана закрылась, вытекающая кровь засохла и начала осыпаться коричневыми струпьями.

Раненый воспрянул, но глаза дикие, прошептал в восторге:

— Это что же... вы паладин?

— Похоже, — ответил я и перешел к другому.

Бывший раненый пошел следом, сказал уже громко:

— Дык в задницу такого архиепископа, который пытался вас лишить паладинства! Вы жизнь отдаете, чтобы простых солдат лечить!..

— Не всю, не всю, — сказал я и перелил жизни второму, третьему. Легко раненным я жестом напомнил, что можно лечиться вином, пивом и бабами. — Просто у архиепископа что-то не получилось...

Вдруг солдаты притихли, на площадь, звонко высекая искры по булыжной мостовой, вкатила повозка, обитая красным шелком, в такой ездит архиепископ.

Повозка остановилась, выскочили двое, поставили скамеечку. Архиепископ вышел, лицо гневное, с ужасом посмотрел на усеянную трупами площадь.

— Это что... это недопустимо!.. Такой король не может быть королем! Так поступать со своими подданными...

Солдаты поспешно обнажили головы, но архиепископ и не смотрел на них, грозный и низвергающий молнии. Солдаты начали опускаться на колени, власть и авторитет церкви велик, особенно среди простого люда, я ощутил огромную опасность, если сейчас промедлю...

— А, — сказал я громко, — прибыл еще один жулик!.. Но опоздал, опоздал... Признавайся, мужик, за сколько рясу купил?

Архиепископ посмотрел на меня остановившимися глазами.

— Что-о-о?

— Не купил, а украл? — поинтересовался я. — А крест тоже краденый?

Архиепископ побледнел, глаза полезли на лоб:

— Что?.. Этот человек сумасшедший!

Один из солдат поблизости пробормотал:

— Ваше Преосвященство... он излечил мои раны.

Второй израненный сказал, приободрившись:

— И мне излечил. А так бы я к вечеру помер.

— И мне, — сказал третий. — Он паладин, Ваше Преосвященство. Он все-таки паладин!

Архиепископ задохнулся, словно от удара под дых, а я сказал громко:

— Вот думаю, не арестовать ли тебя, мужик, за кражу такой красивой рясы, за ворованный крест. И воровал бы потихоньку, никто бы и не раскусил, а тебе понадобилось зачем-то лишать меня паладинства... Вот и попался.

Народ оживал, смелел, уже все на ногах, начали раздаваться крики, что я паладин, даже великий паладин, раз излечил сразу троих, да так излечил, что совсем здоровые.

Архиепископ побледнел, схватился за крест. В народе заговорили все громче и громче, голоса стали рассерженными. На архиепископа бросали злые взгляды, кое-кто снова взял в руки топор, меч, копье. Архиепископ побледнел, начал оглядываться затравленно.

— Прокол, — сказал я злорадно, — какой прокол!.. Вы думали, Ваше Преосвященство, что это только звание?..

Из дворца вышел в сопровождении двух рыцарей сэр Уильям Маршалл, великий знаток рыцарских законов, прислушался к гулу голосов и произнес гулким голосом, ни к кому не обращаясь:

— Насколько я помню этот свод, конклав не лишает паладинства. Конклав только утверждает в паладинстве... Паладином же рыцарь становится сам, своим благородством, своими поступками.

— Как это не лишает? — взвизгнул архиепископ. — Как возводит в паладины, так и низводит!

Сэр Маршалл покачал головой, старый мудрый лев, все еще величественный, могучий, которого слушают с великим почтением.

— Даже не возводит, — поправил он. — Утверждает! Паладином рыцарь становится сам. Только магистр рыцарского ордена может определить, кто из его лучших рыцарей может носить этот титул, потому что это не только титул... А конклав утверждает решение Великого магистра.