Драконов бастард - Илья Крымов Страница 13

Не обращая внимания на Тобиуса, демон легко подхватил труп Змеиного Языка и перебросил его себе на спину.

— Не смей! — Тобиус и сам не понял, откуда появилась в нем эта ревущая ярость, заполняющая грудь. — Это моя добыча! Эта падаль будет прибита к воротам Академии!

Ахог обратил к нему горящие глаза, дернул уродливым пятаком, хохотнул и растаял в огненной вспышке, оставив после себя лишь запах серы и быстро рассеивающийся черный дым. Тело колдуна он утащил с собой.

— Друзья в Пекле… — прохрипел Тобиус и закашлялся.

Призывать дождь, увещевая духов природы, не было сил, поэтому маг просто оторвался от земли и поднялся над дымной пеленой. Там он наконец смог вздохнуть и растереть слезящиеся влагой, вытянутой из воздуха, глаза. Дальше было проще: охватив самые низколетящие облака и спрессовав их в водяные сферы размером с тыкву, он градом обрушил эти снаряды на пожар. При ударе о землю и деревья шары взрывались, расплескивая воду во всех направлениях. Вскоре огонь угас, и по земле стал стелиться влажный серый дымок.

У подножия замшелых скал над братом Хорасом сидел брат Ольвех. Серый монашек водил руками по изуродованному телу своего собрата, от его пальцев на раны опускались тонкие золотистые нити. Рядом с телом Хораса лежал слабо шевелящийся и хныкающий сверток какого-то тряпья. Марэн валялся у входа в пещеру — он едва дышал, но все же продолжал цепляться за жизнь.

Забияка и Жнец стояли поодаль, ожидая приказов. Тобиус подумал, что это странно — ведь големы послушны только ему и, по сути, должны были ждать его внизу. Так почему же они поднялись?

— Это младенец? — обратился к петрианцу Тобиус, указывая на сверток.

— Да. Лежал и плакал в дальнем углу, там, где был основной распределительный узел.

— Вы будете искать его отца?

— Нет, — ответил монах после небольшого промедления. — Сему чаду суждено принять стезю служителя божьего. Отныне заботиться о нем будет Церковь.

— Понятно…

— Колдун? — спросил петрианец, не отрываясь от своих целительных манипуляций.

— Я убил его.

— Господь-Кузнец да простит вам сей грех. Тело?

— Можете мне не верить, но ахог унес его. Я ничего не смог сделать.

— Отчего бы и не поверить.

— Спасибо, что вытащили чара Марэна.

— Он — человек, — ответил брат Ольвех безразлично. — Все мы люди — как грешники, так и праведники. Все мы равны в глазах Его и в праве на жизнь равны тоже.

Тобиус поднял с земли жезл некроманта, с усилием взвалил тело на плечо и медленно выпрямился.

— На вашем месте я бы не торопился с этим, чар Тобиус.

— Что?

— Вы ведь хотите спасти сего грешника? Не надо, оставьте эту идею.

Тобиус помрачнел, поджал губы, его приятное лицо, сдобренное, как могло показаться, немалой долей благородной крови, в одночасье стало жестче, темнее.

— Тогда почему бы вам не оставить брата Хораса в покое? Он все еще дышит, но с такими ранами и без ухода умрет через несколько часов.

— Брат Хорас хороший человек, пылающий молот Господа, который еще послужит делу добра.

— А чар Марэн…

— Чар Марэн проклят. — Петрианец говорил тихо и ровно, как говорили все до единого члены его ордена, у которых будто были отняты все человеческие эмоции, но его голос все равно легко перекрыл громкий и злой голос мага. — Из его души не получится светозарного меча, и она падет в Пекло, в лапы демонов, и будет источать черный чад во время Последнего Побоища. Сегодня ему представился шанс погибнуть, совершая доброе дело, достойное дело, погибнуть, защищая добро. Если он умрет сейчас, практически мученической смертью, у его проклятой души появится шанс взойти к Небесному Горну и быть перекованной, а затем отправиться обратно в мир и вновь закалиться. Уже во благе, а не в скверне. Лучшая участь, о которой только может мечтать такой, как он. Если же он выживет каким-то чудом, то кто знает, какие еще ужасные деяния совершит в будущем. Оставьте, чар Тобиус, проявите милосердие.

— Ну уж тогда и вы оставьте! Брат Хорас тоже стоял за правое дело, и теперь сразу же…

— В Оружейных Чертогах обретается множество праведников, чар Тобиус. Церкви же нужны праведники здесь, на грешной земле, дабы они сражались против зла и несли тяжелую ношу защитников человечества. Поэтому я сделаю все, чтобы спасти брата Хораса. Чар Марэн — некромант. Лишь смерть способны творить адепты этого проклятого ремесла, лишь убивать живых и тревожить души мертвых могут они…

— Да все некроманты Семи Пустынь не перебили столько людей, сколько замучили в казематах своих цитаделей клирики Петра и Святого Официума! — взорвался Тобиус… и немедленно пожалел об этом.

Шутки тут же закончились, его высказывание встало даже не на грани, это был шаг далеко за грань всех дозволенностей. Он совершил непозволительное в присутствии монаха, обвинил охотников Господних и Святой Официум в убийствах, извратил суть их незаменимой работы, сиречь высказался в поддержку колдунов, ведьм, демонопоклонников и прочих еретиков. Уже этого было достаточно, чтобы на него надели эстрийские перчатки [11]и привязали к столбу над кучей хвороста.

— Не сегодня, — спокойно сказал петрианец. — Не сегодня, но когда-нибудь, не сомневайтесь, Церковь припомнит вам эти слова, чар Тобиус.

Круглые безразличные глаза Ольвеха буравили саму душу мага. Глаза братьев Петра имели один взгляд на всех. И на всё. В стенах Академии шептали, что до пострига неофиты Ордена святого апостола Петра являются обычными мужами и отроками, но после пострига, надев серые робы, они меняются. Что-то происходит с ними, серость, подобная цвету их одеяний, овладевает их душами, тают чувства, лица становятся невыразительными, голоса никогда не звучат громко, и глаза… эти страшные безразличные ко всему глаза, в которых бесконечно горит лишь один огонь — огонь веры. Петрианцев словно отрезают от всех страстей, и одинаковыми глазами они смотрят на мир, единые во взглядах и стремлениях, безжалостные братья Петра.

Хотя такие ли безжалостные?

— Тогда пусть Церковь вспомнит и мои заслуги, — ужасаясь своей наглости, бросил серый маг. — Забияка, Жнец, ко мне!

Големы приблизились и положили свои боевые конечности на плечи хозяина. Тобиус телепортировался прямо к «Кладбищенскому двору».

Когда в ноги ударила земля и лесная теснота сменилась ветреным простором перекрестка, а перед магом возникла бывшая дозорная башня, пришел запоздалый страх, что рядом с монахами магия сработает неточно и Телепортация зашвырнет куда-то не туда… Но обошлось.