Последний страж Эвернесса - Джон Райт Страница 13

– Отдай мне мое оружие, – прогремел усиленный эхом голос призрака, – чтобы я мог забрать жизнь этого мальчика и отдать ее твоей жене.

У Ворона голова разрывалась от мыслей. Он видел, как его рука поднялась и протянула меч хозяину рукоятью вперед.

«Руки! Что вы делаете?! – удивился он. – Почему вы отдаете меч этой ужасной твари? Вы хотите стать руками убийцы? Вы хотите обагриться кровью? »

Кощей проплыл вперед, его узкое лицо парило под потолком, холодное и лишенное выражения. Две точки света в темноте глазниц ярко сияли.

«Еще не поздно, – подумал Ворон. – Отдерни меч, прежде чем зло возьмет его! Я не буду преступником. Я не стану убийцей. Венди бы так мной гордилась… А затем Венди уйдет. Уйдет, и моя жизнь уйдет вместе с ней. Где же благодать? Разве не должна благодать прийти и остановить меня? Некоторые люди говорят, что Господь на небесах является источником благодати. Но небеса так далеко. Богу следовало бы поразить меня насмерть молнией, прежде чем моя рука отдаст меч Кощею! Но Бог не остановит мою руку. Некоторые утверждают, что источник благодати – наше сердце, что милосердие и доброта не дают нам убивать друг друга. Если бы мое сердце перестало сейчас качать кровь, рука побледнела бы и отвалилась. Другие считают, что благодать помещается в сознании, а философы показывают, насколько убийство противоречит нашим "долгосрочным интересам" (как звучит!), нашему "просвещенному эгоизму". Если бы мой мозг взорвался в эту секунду, нервы отказались повиноваться – я избежал бы этой вины… Но нет благодати, чтобы остановить меня. Ни в моей совести, ни в моих чувствах, ни в моих мыслях. Моя совесть – не более чем кусачая муха: она раздражает, жалит, но не способна отвести мою руку. И я проклинаю свою душу, свое сердце и мозг. Ибо все они слишком слабы, чтоб укрепить меня в час испытания».

И он протянул меч Кощею.

IV

Когда Ворон отпустил меч, стылое онемение от его ладони распространилось вверх по руке и собралось в груди тяжелым куском льда. Оно казалось твердым, словно навеки поселилось в его сердце.

Кощей склонился над мальчиком на столе, рассек ему грудь клинком и сунул внутрь разреза свою закованную в доспех ладонь.

Подожди! – крикнул Ворон.

Призрак не обернулся, занятый своим делом.

– Что тебе еще нужно от меня, смертный дурак? Благодарности и признательности?

– Я должен был поразить этим мечом тебя!

– Я некромант. Я знаю, в какой части себя человек прячет жизнь. Моя спрятана у меня в сердце, поэтому я вынул сердце. Да, я не испытываю ни радости, ни любви, ни удовольствия и должен забирать радость у других, чтобы разогнать свою кровь, но при этом ни одно оружие не в силах причинить мне вреда. У меня нет сердца, и Жалость не может коснуться меня.

Кощей вынул руку из груди мальчика, и у него на ладони засияла хрустальная жемчужина, в середине которой порхал яркий и радостный огонь, словно осенние листья или трепещущие крылья красно-золотой бабочки.

– Стой! Погоди! – закричал Ворон.

Он неуверенно шагнул вперед, но его голова доходила Кощею только до локтя, и он не мог заставить себя схватить покрытое костяными латами тощее тело твари. То же отвращение, которое не дает человеку прикоснуться к трупу, остановило его.

Некромант отмел его в сторону и поплыл к двери, его доспехи скрипели и похрустывали, огромные черные одежды раздувались, словно паруса.

Не поворачивая увенчанной шлемом головы, он негромко произнес:

– Почему ты жалеешь о содеянном, смертный? Старейший и первый из всего вашего племени позволил своей любви к жене изгнать его из райского сада, а его старший сын совершил то же преступление, что и ты. Твой первый предок был прекрасный и мужественный человек, гораздо храбрее, мудрее и лучше тебя, однако даже он, отец вашей расы, не был защищен от жалости к своей жене. Я скажу тебе то же, что сказал тогда ему. Твоя жена испытает к тебе глубочайшее презрение. Но, по крайней мере, она останется здесь, чтобы ненавидеть тебя. Утешайся этим.

И Кощей пропал.