Инка - Улья Нова Страница 13

– Да, шерсть моего пальто действительно очень хороша, это альпака, – и, чтобы развеять некоторое Инкино замешательство, продолжал – Так вот, моя племянница на два года младше тебя, кто-кто, а она точно не раздумывает, как бы потеряться. Она, при всем желании, потеряться не способна. Я для нее слишком абстрактно мыслю, – жаловался он в многолюдную даль Александровского сада, оставляя Инке самой догадываться о морали сказанного.

– А мне не нужно образование, – на всякий случай защищалась Инка, чувствуя в его словах холодок сравнения. И для верности втыкала дикобразовой иглой в ухо мистеру латино, чтоб не зазнавался – Я-то давно определилась и живу в гармонии с природой.

– А разве фирма «Атлантис» твоя стихия? Тебе там как дома – свежо и свободно дышится? Тебе не хотелось бы, наконец, повстречаться с собой, ведь эта встреча будет главной в твоей жизни, а тучи и грозы останутся позади. По-моему, выдумки только отвлекают тебя, попробуй отбросить их и вдохнуть свежего воздуха, чтобы не затеряться, а проявиться и найтись, чтобы являть, как Солнце, а не дремать, как Килья-Луна.

– Легко сказать, повстречаться с собой, ты прямо как мои предки. Давай лучше расскажи про свою племянницу, – бурчала на всякий случай чуть обиженная Инка, удивляясь, как этот мистер латино ловко, нагло и безнаказанно ввинчивает свои витиеватые советы в ее отлаженный жизненный путь.

– Моя племянница слишком рано определила свои собственные взгляды на жизнь. Ее отец был властный человек, он очень обидел меня, практически, в прямом и переносном смысле, убил. Продолжать его дело она не хочет, продолжать мой путь тоже. Она просто не верит ни в своего отца, ни в меня. Не знаю, где найти для нее такой подарок, чтобы она как следует вспомнила обо мне. А то я для нее, получается, так далек, что как бы больше и не существую. Жалко, что вы не знакомы.

Уже и время обеда давно миновало, а в Инкиных ногах наметились тяжесть и дрожь, отделы магазинов слились в один пестрый, приторный коридор. Еще никогда ее набеги и странствия по торговой сети так не затягивались, не были так утомительны, словно ее впрягли и заставляли тащить корабль, нагруженный всеми этими товарами. Впервые ее стало мутить от всех этих лавчонок и забегаловок, от материй и оберток, от магазинных щедрот и приманок, она вдруг прояснила, что какой-нибудь зонтик стоит целых два дня, нет, аж четыре, которые надо оттрубить в «Атлантисе», и зонтик этот принимал совсем другой оборот. Устало нагоняя неутомимого Уаскаро, вторгаясь в двери новых мегасторов и старых добрых универмагов, она поняла, что больше никогда не сможет совершать набеги и странствия по бутикам города от центра к окраине с легким и беспечным настроением, как раньше. Ведь как посмотришь внутрь магазина глазами не покупателя, а зрителя и человека, взятого за компанию, сразу какой-то холодок идет по коже, как будто увидел в глубине отдела электрического ската или устрицу-гиганта, а уж большой магазин представляется не иначе как логовом, где живет бог наживы, сдирающий шкуры заживо с людей, птиц и зверей.

Что взбадривало Инку в долгой прогулке по достопримечательностям торговой сети, так это наблюдение за мистером латино. К тому времени, когда ноги ее уже гудели, а щеки пылали, его прическа из сорока с лишним косиц стала привычной, даже странно было, почему все мужчины в городе такие тусклые и коротко стриженные. Пахло от мистера латино цветами лимонов и мандариновых деревьев. А еще пахло от него морской пеной, и когда Инка шла рядом с Уаскаро, казалось, где-то в этом городе должно быть море. И удивляла Инку не миндальная кожа спутника, а лица прохожих, такие бледные и бескровные. Впитавшее столько Солнца, лицо Уаскаро притягивало взгляд и грело, а его отличное бежевое пальто, грубый свитер, костяное кольцо, что мелькало-мерцало на руке, казались давно знакомыми, родными и близкими, даже странно становилось, как можно было раньше жить, не зная Уаскаро.

Инка шла, а сама думала, вот ведь, что преподносит город. Живешь-живешь, оберегаешься от вторжения, охраняешь свою территорию, скудный клочок суши, а потом к тебе в жизнь, как проезжий горе-корабль, вторгается какой-то человек. Нагло ли, почтительно ли, а его история вплывает в твой мир, в твои дни, как если бы незнакомый корабль сел на мель возле твоего берега, потом понадобилась питьевая вода, сухие ветки для костра, и вот, слово за слово, чья-то история захлестывает, заполняет тебя. Вот ты уже чуточку другой, и это почему-то нравится тебе. Почему, да потому, что мистер латино совсем не похож ни на пирата, ни на авантюриста. Не имеет он ничего общего с шустрыми воротилами, у которых печатка на пальце, разительно отличается от волооких бандитов, от пузатых слащавых дельцов. Да и вообще ни на кого он не похож.

Подарок так и не удалось найти, они окончательно сбились с пути и уже не представляли, что, собственно, ищут.

– А тебе не подойдет мой амулет? – наконец не удержалась и робко предложила Инка. – У меня куча таких, я делаю их на работе, чтобы как-то поддержать себя.

Она с готовностью сняла амулет – памятник истории Инки в нескольких поколениях. Шнурок амулета – косичкой заплетенный кожаный ремешок, сделан нетерпеливыми движениями маникюрных ножничек из перчатки, в которой хаживала на спектакли Инкина бабушка. Для каждого театра у бабушки был какой-нибудь особый, обязательный фетиш: для Большого – брошка-пчела с янтарем, для Малого – бусики из полосатых камешков, похожие на конфеты «Раковая шейка», для Драматического – серьги с подвесками в виде капелек-слезок, для Оперетты – надушенная пестрая косынка, для МХАТа – лаковый ридикюльчик с застежкой-мотыльком, для Маяковского – браслетик из золотых колосьев и серпов, для новых театров – серьги со схематическим изображением потоков солнечного ветра. Можно было без труда догадаться, куда бабушка собирается и где нужно будет маячить около полуночи, чтобы ее встретить и сопроводить домой.

Следующая часть Инкиного амулета, его основа, – клочок меха от старой шкурки волка, которая так и не стала воротником и не пригодилась. Инкин отец – в прошлом профессор в области орошения земель, с ранней молодости мечтал справить представительное пальто, достойные ножны для будущего академика. Когда же шкурка была уже куплена, а пальто – сшито, отец так ни разу и не решился выйти в нем на улицу. Лишь иногда он надевал тяжелое, толстое пальто, с годами все больше морщась, с трудом заставлял пуговицы встретиться с петлями, прикладывал шкуру и приводил домашних в восторг. На этом история пальто и закончилась. Шкурой Инку пугали в детстве, мол, не балуй, а то придет серый волк и укусит сама знаешь куда. А потом, когда стала Инка чуть постарше, она тайком играла в волка сама, вынимала шкуру из тумбочки, надевала ее и пугала братца. А потом предки шкуру попросту отдали ей, не выбрасывать же. Но, увы, для бывшего волка не нашлось лучшего применения, как засалить-затереть его мех в домашнем хозяйстве – неплохо смотрелся, прикрывая старое шаткое кресло, а кусочек лапки Инка отрезала на амулет.

Элементы бесхитростного узора на этом самом амулете составили несколько керамических бусин, из того дешевенького колье, которое было на Инкиной матери в день ее знакомства с отцом, конечно же, в библиотеке, где же еще знакомились приличные молодые люди в их время.