1942. Реквием по заградотряду - Александр Золотько Страница 13

– Знаю. Они просто повторяют реальность. – Корелин вздохнул. – Сам иногда… Вот недавно приснилось – иду я вдоль строя… Новая группа, традиционное прощание перед заброской. Молодые ребята, светлые глаза, чистые лбы… А я иду… иду… потом вынимаю из кармана пистолет и начинаю стрелять… между ясных глаз, в середину чистых лбов… Я стреляю, не хочу, а стреляю… Пытаюсь остановиться, а не могу. Стреляю-стреляю-стреляю… и одна надежда – патроны кончатся. Точно ведь знаю, что в руке у меня пистолет Коровина, образца тысяча девятьсот двадцать шестого года, в магазине – восемь патронов. Пусть девять, если загнал еще и в ствол патрон. Девять… А ребят в строю и девчонок – десятка три. Или даже больше… Не смогу всех убить, патроны раньше закончатся… А они, заразы, все не кончаются и не кончаются. Восемь, девять… потом десять, одиннадцать… И я понимаю, что они не закончатся, пока я всех мальчиков и девочек вот этих не перестреляю. А они не разбегаются, стоят и ждут своей очереди. И оружие есть у всех, а даже не пытаются защищаться… Проснулся в поту и, кажется, от собственного крика… И подумал, что я ведь и вправду вот так, десятками убивал ребят. Отправлял их в тыл к немцам без подготовки, без снаряжения толком… Как будто своей собственной рукой убивал…

Корелин полез в стол, достал бутылку и два хрустальных стакана.

– Составишь компанию?

Орлов молча кивнул.

– В газетах писали – герои… Если они герои, то кто тогда я? – Корелин разлил водку, по трети стакана. – Я тогда кто?

– За встречу? – Орлов взял стакан, протянул его, чтобы чокнуться, но Корелин осушил свой, не чокаясь.

– За героев, – сказал Корелин. – За героев…

Орлов выпил, покрутил стакан в руке, без стука поставил на стол.

– Пару дней назад имел разговор с одним знакомым корреспондентом… – сказал Корелин. – Маститый такой, с трубочкой, вальяжный. Не из корифеев, но не дурак… Совсем не дурак… Вот он мне о героях-то порассказал… Нет, я помню империалистическую войну, помню, как казак Крюков на всех плакатах австрийцев десятком на пику нанизывал… Но как-то мимо меня прошел злободневный аспект героизма… А корреспондент мне подсказал…

Они были давно знакомы, еще с Гражданской. Корреспондент тогда еще не был вальяжным, еще ходил в атаку впереди батальона, в котором комиссарил, а Корелин через его позиции свою группу отправлял. Потом еще пару раз встречались. Когда началась война, корреспондент уехал на фронт, даже умудрился получить медаль «За отвагу» во время боев под Тулой…

Как-то нашел телефон Корелина, позвонил, попросил о встрече…

Корелин заехал к корреспонденту в гостиницу, где тот обычно останавливался, будучи в Москве. В номере медово пахло трубочным табаком, окна были завешены тяжелыми шторами, на столе стояла бутылка коньяка, тарелочка с нарезанным лимоном, бокалы. И массивный канделябр на пять свечек. Свечи горели, их огонек плясал в хрустальных гранях вазы с фруктами.

– Романтический вечер при свечах… – усмехнулся Корелин. – Может, ты кого другого ждал?

– Тебя, не сомневайся. Просто, если есть возможность посидеть красиво, отчего ею не воспользоваться? Как сказал Иосиф Виссарионович Михаилу Шолохову: «Мы с вами не последние люди в этой стране…» Не последние ведь?

Поболтав о том о сем, корреспондент наконец перешел к основной теме разговора. Ему нужно было попасть за линию фронта. Хотел сделать материал о героях-диверсантах.

– Понимаешь, – сказал корреспондент, попыхивая трубочкой, – поле героизма изъезжено и перекопано дальше некуда… А просто так пересказывать о трех сотнях убитых оккупантов – душа не лежит. Ну да, пулеметчик молодец. И что дальше? Сто строк плюс фотография. Где фитиль окружающим? Где зависть коллег и перспективы на будущее? Нету… То есть что сегодня выкопал, то и съел. Я вот Кривицкому завидую с Коротеевым. Вот им – повезло. Двадцать восемь героев-панфиловцев. Вот это материал! На годы! На десятилетия! Вначале – о подвиге, потом, когда война закончится, можно будет о героях писать и писать, и писать, и писать… О семьях, о детстве, о школьных годах… Двадцать первого июня сего года указ был, всем дали Героев. Посмертно, но тем не менее… И знаешь что?..

Корреспондент наклонился к Корелину, словно собирался сообщить ему страшную тайну.

– Ты внимательно читал о подвиге этих самых двадцати восьми?

Корелин пожал плечами.

– Ну, слышал ведь, что все погибли, как один?.. Слышал? Врага не пропустили у разъезда Дубосеково, танков пожгли миллион, но погибли. Или наоборот: погибли, но танков пожгли миллион и не пропустили…

– Тебе это кажется забавным?

– Дурак, что ли? – обиделся корреспондент. – Что значит – забавно? Люди погибли. Только там еще несколько десятков тысяч наших советских людей погибло. Героически погибло, между прочим, а помнить будут об этих, о двадцати восьми… О том, что сказал политрук: «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва…»… А знаешь, что спросил дежурный в «Красной звезде», когда ему заметку эту предоставили? Не знаешь? А он спросил, откуда корреспондент знает, что именно Клочков сказал, если все погибли, никого не осталось в живых. Правильно спросил, между прочим, профессионально. А тот ему тоже ответил профессионально и правильно. А не мог, говорит, политрук Клочков по-другому сказать. Не мог, понимаешь? Так и пошло в номер. Вот это – надолго. Подвиг для людей, но кормить будет журналиста…

– Как-то ты это нехорошо…

– Да при чем здесь хорошо или нехорошо? Совсем ни при чем. Ты – готовишь диверсантов, летчик сбивает немецкие самолеты и бомбит супостата… А я делаю так, что подвиги становятся подвигами. Подвигами, а не строчками в боевых донесениях, – корреспондент вскочил с кресла и вприпрыжку пошел по комнате, разом потеряв всю свою вальяжность и многозначительность. – Тут, видишь ли, одного героического поступка мало. Тут нужно, чтобы я рядом оказался и чтобы начальство одобрило, признало подвиг своевременным. Своевременным, имей в виду… Кто-то стал героем под Киевом? Там что, танки не жгли? Жгли, будь спокоен. Или под Харьковом что, не было героев-танкистов? Были, точно тебе говорю, были. И кто-то о них написал? Нет, написал, конечно, только вот сделать из героизма подвиг – не получилось. Не вовремя ребята погибали и не в том месте. И не так… Панфиловцы – под Москвой. То есть умри, а врага не пропусти. И не просто умри, а с вредом для врага. Насмерть стой, и все тут. И тему закрыли, между прочим… закрыли тему… То есть, если кто-то снова будет стоять насмерть, о нем напишут, но как о повторившем подвиг… и так далее… Повторившем. Ибо – не вовремя… Гастелло – повезло. И вовремя, и идеологически правильно. Ценой своей жизни… И отец у него белорус, и в Белоруссии подвиг… Зоя Космодемьянская, к примеру…

Корелин вздрогнул.

– В январе опубликовали статью, в феврале – Указ. Потому что народ должен ненавидеть врага. Который девочку замучил… Пилой – живую, и повесили, и грудь резали… Очень своевременно.

– Что – своевременно? Грудь отрезали?

Корреспондент замер посреди комнаты.