Ведьма в Царьграде - Симона Вилар Страница 13

Ольга вздохнула. Надо же, какой ее сын! Но он с тринадцати лет в походах, иначе власть пока не понимает. Таким и отец его был, Игорь. Но много ли добился? Сгинул ведь… А Русь разрослась и в силу вошла, только когда Ольга войны и свары на земле прекратила.

Но похваляться перед юным князем княгиня не стала. Другое молвила:

— Я уже позаботилась, сыне, чтобы в мое отсутствие удельные князья смирно сидели в своих вотчинах. Ведь с великим посольством еду, всякому, кто со мной к ромеям отправится, честь в том великая. Вот я и решила взять с собой в Царьград жен и дочерей тех правителей, какие могли бы восстать. Вроде как спутницы мне, а на самом деле заложницы.

Святослав, до этого лениво поигрывавший кинжалом, отложил оружие и посмотрел на мать с уважением.

— Неужто никто из них о хитрости твоей не догадается? А как не дадут тебе своих родичек в свиту?

Ольга спокойно оправила гроздья ожерелья на груди.

— Уже дали. Я еще ранее нужных людей заслала к княгинюшкам этим. И те порассказали, какой Царьград великий и славный, как там все дивно и богато, сколько товаров там и удивительных зрелищ. А какой бабе не любо на такое поглядеть да собой покрасоваться? Это не в теремах скучать да с тиунами препираться о закупках. Так что теперь у наших красавиц только и мыслей, что о поездке. И как бы мужья и отцы на них ни давили, каждая ссылается на мой наказ, многие уже и в Киев собираются. Вон Долхлеба Черниговская сразу же дала добро на поездку в далекую Византию и Милослада, княжна смоленская, уже в пути, ждем со дня на день. Из Турова княгиня Божедарка едет и тетка твоя, Игоря князя сестра, та, что в женах за Володиславом Псковским, прислала весть, что уже через волоки корабли ее тащат. А варяжка Тура, жена молодого Рогволода Полоцкого, даже более скорой оказалась, приехала уже со своими варягами и ныне у Сфандры, жены Глеба, в Киеве обитает.

— А братца моего Глеба тоже с собой возьмешь? — Святослав глянул на мать исподлобья. — Вот уж он порадуется. Ему только бы христианским мощам в Царьграде поклониться.

Ольга вздохнула. Глеб был ее сыном, но она давно не питала надежд относительно него.

— Нет, Глеба я оставлю. Даже попрошу тебя, сыне, чтобы ты его приблизил к себе. Неплохо Глебу будет среди дружинников пожить и проникнуться ратным духом.

— Этот Глеб хилый да проникнется? — Князь скривился, будто раскусил кислую клюкву.

Увы, Святослав ни во что не ставил брата-христианина, более того — откровенно недолюбливал. А ведь должен был даже радоваться, что старший Глеб ему на пути к власти не соперник. Но Ольга не стала развивать эту тему. Горько было.

В это утро Малуша, как всегда, была занята хлопотами по двору, и ее низкий строгий голос то и дело звучал в разных уголках княжеского подворья, в кухнях, кладовых и амбарах, по горницам и подклетям. Она отдавала наказы, следила за челядинцами — кто что делает, кто за что отвечает и как справляется. У княгини было большое хозяйство, всюду запасы, много постояльцев, а с прибытием дружинников Святослава их еще больше прибавилось. Вот Малуше и надо распорядиться, чтобы всех накормили, обшили, расположили на постой. А еще нужно проследить, чтобы не сломали чего, не попортили, всему счет провести, перечисляя по описям, сверяясь по цере, да потом следует отчитаться перед старой ключницей, сколько еще в тереме осталось запасов четвертей пшеницы, полбы, сколько гороха, ячменя и овса. Оставалось уже не так много, но скоро снимать новый урожай, однако и того, что есть, пока хватает, чтобы накормить и гостей княгини, и дружинников молодого князя.

Думая о князе, Малуша не смогла сдержать улыбку. Как же он на нее вчера смотрел, как молвил: «Ты мне милее вешнего дня, яснее красного солнышка!» Мурашки по коже, как вспомнит. А люди еще говорят, что Святослав грубый и резкий. Знали бы они…

Думая о Святославе, Малуша едва не налетела на князя, когда выходила из подклети.

— Фу ты, напугал.

Хотела мимо пройти, но Святослав неожиданно схватил ее за руку, резко притянул к себе.

— Долго ли еще будешь морочить меня, девица? Надо мной уже и кмети мои посмеиваются.

И сильный какой! А у Малуши силы словно иссякли. Вырываться надо, а она смотрит на него, глаз не может отвести. И, видя это, Святослав просиял, зашептал на ухо быстро:

— Полюби ты меня, Малуша, все для тебя сделаю. Будешь боярыней жить, есть с серебра, молоком умываться.

«Нельзя мне это, — в панике думала Малуша, — гнать его надо. Княгиню гневить нельзя…»

Вот и стала вырываться, а там и закричала, когда Святослав подхватил на руки, понес.

И тут же кто-то вырвал ее из рук князя, его самого оттолкнул. Малуша едва опомнилась, ахнула, когда поняла, что освободил ее и теперь заслоняет от Святослава воевода Свенельд, который грозно возвышается перед князем в своем богато расшитом плаще.

— Оставь девицу, княже!

— Тебе-то что? Явился, налетел, как коршун. Или забыл, что я князь тебе?

Их голоса становились все громче, глаза у обоих метали молнии. Малуша сперва опешила, потом стала упрашивать, мол, не надо, она сама уйдет.

И ушла. Но все слышала, как Святослав упрекал Свенельда, что тот ведет себя подобно строгому отцу при девице, когда на деле на Малушу никаких прав не имеет.

Малуша пошла еще быстрее, горько ей сделалось. Вон люди поговаривают, что у нее и глаза, и осанка, и улыбка, как у Свенельда. Но ее эти разговоры только сердили. Да и мать рассказала как-то, что Свенельд сам отказался от дочери, когда ее младенцем передали ему древлянские волхвы. Так чего же сейчас из себя родителя строит? Не надобно ей того! Она уже всем и каждому пояснила, что чужой ей Свенельд, что единственный ее родитель — Малк Любечанин, тот, который пестовал ее с детства, учил всему, который грустил, когда она к княгине уезжала. А Свенельд не имеет права вмешиваться в ее жизнь. Чужие они.

Позже она так и сказала Свенельду, когда тот остановил ее, потребовав, чтобы держалась подальше от Святослава. Спокойно так сказала, но с нажимом: мол, не его это дело, не его она челядинка, ей только Ольга госпожа.

— Ну, с Ольгой я сам поговорю, — молвил Свенельд, глядя на высокомерно стоявшую перед ним дочь. — А князю все равно нечего тебя тискать, как чернавку какую-то. И чего ты пошла в теремные, Малуша? Я бы тебе такое приданое справил, за боярина бы вышла.

— Ничего мне от тебя не надобно, воевода.

Хотела было уйти, но потом вернулась. Поклонилась, как и полагалось перед таким нарочитым мужем, как воевода-посадник Свенельд.

— Дозволь спросить, господин.

У него чуть дернулась щека при этом ее «господин».

— Ты ведь за матушкой в Любеч ездил. Приехала ли она?

— До самого Киева ее довез, но там она в град отправилась. Думаю, ненадолго. Малфрида знает, что ее княгиня ждет.