Умереть и встать - Аделина Камински Страница 13

Ясные и большие голубые глаза, светлые волнистые волосы цвета пшеницы, широкие плечи, а что самое главное — власть. Вот, что привлекало к Его высочеству всё новых и новых девушек из именитых родов. Разумеется, не столь именитых, как Понтилаты, но тоже не пальцем деланных. После смерти главной кандидатки в жены будущего короля, у ног Дориана должна была очередь собраться. Что, если о новой помолвке уже объявлено? Быть может, Элоиза Хайдегер — и есть та самая счастливица?

От одной этой мысли девушку внутренне передернуло. Ей же всегда доставалось всё самое лучшее! Разве, какая-то смерть может отнять у нее положение? Статус? Уважение? Ни за что!

А пока Дориан ожидал от бывшей невесты хоть какой-то ответной реакции, танец процветания подошел к концу. На очереди — танец смерти, и Анна-Мария уже поняла, что ей нужно делать. Надавить, уличить, заставить принца сознаться в содеянном. Или в лживых своих словах и улыбках, как минимум.

— Мой любимый танец. — Незанятая рука графини изящным движением легла на плечо блондина, а в глазах вместо промозглого ледяного ветра распустилась пара тройка подснежников.

— Я помню, Энн-Мэй. Я всё помню.

Обхватив девичью талию рукой, принц осклабился во все тридцать два белоснежных. Цепи и пряжки на камзоле вновь зазвенели, и пара незамедлительно влилась в общий поток вальсирующих.

— Кажется, про нас забыли, — пробубнил Марло из-под капюшона.

И вовремя, потому что Азуса сам напрочь забыл о своей задаче, наблюдая за этими двумя уникумами. Ему следовало подмечать каждую деталь, лицо каждого гостя, но взгляд неизменно возвращался к красивой паре.

Мягкий взгляд принца смущал Анну-Марию, как и прежде. Не могла она понять, за какие заслуги обязана ему столь обходительным отношением, а потому была уверена в том, что Дориан — просто наглый и хитрый лжец. Умный, расчетливый и ничего кроме.

Звуки танца смерти затопили парадный зал, и пары пустились в пляс, отличавшийся своими движениями от всех прочих танцев. Размашистые, медленные, размеренные. Несколько оборотов вокруг партнера, поклон, несколько оборотов в другую сторону. Таких, что подол заходил ходуном, а черно-белые локоны с плеч упали за спину.

Графиня не отрывала взгляд от лица наследника, чтобы иметь возможность в любой момент уловить какие-нибудь изменения. Коварную ухмылку, смешок, игру желваками, однако тщетно. Его высочество тоже не отводил глаз от партнерши, но благоговение и трепет, застывшие на его лице, вызывали у Анны-Марии скорее приступ тошноты, нежели позволили бы ей ответить принцу тем же.

Поворот, реверанс, круг вокруг соседней пары, возвращение… Тело помнило каждое движение, идеально отточенное с самого детства, а потому девушка парила по залу в черном кринолиновом платье, как ласточка. Величественно, грациозно, временно позабыв про все обиды в отношении знатных господ. Ее до сих пор никто не узнавал или не хотел узнавать.

Азуса наблюдал за графиней не менее пристально, чем ее партнер. Каждое движение ее руки, поворот головы, подпрыгивающие локоны намертво запечатывались в его сознании. Так, что вовек не забыть. Сколько раз он вынужденно отплясывал на балах, посвященных началу месяца, сколько партнерш вел в танцах жизни, процветания и смерти, но впервые потерял дар речи от одного только вида парящей в танце женщины. Словно обухом по голове ударили.

Всего на секунду Анна-Мария скользнула по некроманту взглядом и вернулась к принцу, а щеки брюнета уже неожиданно заалели, и он нехотя отвел взгляд в сторону. Сердце пропустило удар. Еще один. Пришлось наконец-то взять себя в руки и вспомнить, зачем он здесь. Зачем они все здесь и углубиться в наблюдение за остальными участниками праздничного действа. Но голова непроизвольно поворачивалась к воскрешенной им дочери Понтилата и не имела никакого желания отворачиваться.

— Энн-Мэй, ты ведёшь, — осторожно заметил Дориан, когда девушка, забывшись в танце, взяла на себя исконно мужскую роль. Быстро опомнилась, позволила положить себе руки на талию и поплыла по залу вновь.

Но за красивой парой наблюдал не только Азуса. И даже не только Марло с Эмильеном, которые так же напрочь забыли о своей миссии, и о дипломе, и обо всем на свете, пожирая взглядом каждое движение Анны-Марии.

Совсем скоро в центре парадного зала осталась лишь одна пара: графиня Понтилат и принц Готтьер. Черное платье и белоснежный камзол, будто ночное и дневное светило, создавали неповторимый контраст. Взгляды обоих партнеров были прикованы друг к другу настолько, что пара, оставшаяся в одиночестве, не заметила никаких перемен в обстановке.

Оркестр грянул. Кульминация танца смерти не заставила себя долго ждать, а атмосфера между этими двумя, казалось, накалилась до предела.

Бах! Бах! Бах!

Все окна парадного зала, как по команде, отворились нараспашку, а в зал ворвались потоки морозного ветра, пробирающего до мурашек. Настоящего зимнего ветра, который решил охладить пыл веселящейся знати аж первого ноября.

Снег! Вместе с ветром крупные белые хлопья закружили по залу в своем собственном танце под аккомпанемент оркестра. Приземляясь на гладкий пол, снежинки таяли, образуя лужи, на которых тут же поскальзывались особенно неуклюжие барышни.

— Кто-нибудь, закройте окна! — раздался чей-то визгливый голос с задних рядов.

— Да заприте вы уже их! — подхватили еще дальше.

Но танец Анны-Марии и Дориана продолжался. Играли последние аккорды, и даже ледяной ветер не помешал им завершить традиционное восхваление смерти. Вьюга, кружившаяся вместе с ними, лишь частично застилала их от пытливых взглядов.

Последний аккорд.

Подхватив графиню под поясницу, принц слегка наклонил ее. Упругие локоны повисли над влажным от капризной погоды полом. Девушка прикрыла глаза, но так, чтобы видеть лицо Дориана, склонившееся над ее лицом. Пара замерла.

— Я… — тихо произнес парень, когда парадный зал погрузился в гробовую тишину. — Я… я не виновен в твоей смерти, Энн-Мэй.