Девятый Дом - Ли Бардуго Страница 13

Меркурий был богом воров. Это знала даже Алекс. Меркурий был предвестником.

Перед ней простиралось кладбище на Гров-стрит. Алекс заметила перед одной из могил рядом со входом кучку Серых. Скорее всего, кто-то оставил печенье для почившего родственника или какую-нибудь сладость в качестве дара одному из похороненных здесь художников или архитекторов. Но в остальной части кладбища, как и на всех кладбищах по ночам, призраков не было. Днем Серых привлекали соленые слезы и душистые цветы скорбящих, дары, оставленные живыми мертвецам. Как ей стало известно, они любили все, что напоминало им о жизни. Пролитое пиво и шумный смех во время вечеринок братств; библиотеки в период экзаменов, полные тревоги, кофе и открытых банок сладкой, приторной колы; комнаты в общагах, наэлектризованные от сплетен, пыхтящих парочек, мини-холодильников, набитых начинающей портиться едой, ворочающихся студентов, которым снился секс и кошмары. «Вот где я должна находиться сейчас, – подумала Алекс, – в общаге, мыться в грязной ванной, а не расхаживать по кладбищу посреди ночи».

Своими толстыми колоннами с высеченными на них цветками лотоса ворота кладбища напоминали египетский храм. У основания ворот было огромными буквами написано: «МЕРТВЫЕ ВОСКРЕСНУТ.». Дарлингтон называл точку в конце этого предложения самым красноречивым знаком препинания во всем английском языке. Надпись на воротах была еще одной загадкой, которую Алекс пришлось разгадать, еще одним шифром, в котором пришлось разобраться. Оказалось, это цитата из Библии: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся».

«Нетленными» – увидев это слово, она поняла, чему ухмылялся Дарлингтон. Мертвые-то воскреснут, но насчет нетленности кладбище на Гров-стрит ничего не обещало. В Нью-Хейвене лучше было не рассчитывать на гарантии.

Сцена перед спорткомплексом Пейна Уитни напомнила Алекс анатомический театр: полицейские прожекторы освещали снег, отбрасывая на землю резкие тени зевак. Зрелище походило на черно-белую литографию и выглядело бы прекрасно, если бы впечатление не портили желтая оградительная лента и ленивые, ритмичные вспышки синих и красных огней, исходившие от патрульных машин, которые перекрывали перекресток, где пересекались две улицы. Казалось, все оживление было сосредоточено в треугольнике голой земли в его центре.

Алекс увидела фургон коронера с открытыми задними дверцами; полицейских в форме, стоящих навытяжку по периметру; мужчин-криминалистов в синих куртках, как их изображали в сериалах; студентов, несмотря на поздний час высыпавших из общаг, чтобы посмотреть, что происходит.

С тех пор, как Алекс связалась с Леном, она стала остерегаться копов. Когда она была помладше, он часто поручал ей доставку наркоты, потому что ни охранники кампуса, ни полицейские Лос-Анджелеса не стали бы останавливать пухлую девочку с косичками, разыскивающую старшую сестру в кампусе старшей школы. Но, повзрослев, она утратила невинный вид.

Даже когда при себе у нее ничего не было, она научилась держаться от копов подальше. Некоторые из них словно чувствовали, что от нее пахнет неприятностями. Но сейчас она направилась к ним, приглаживая волосы рукой в перчатке, – всего лишь очередная студентка.

Заметить Центуриона было несложно. Прежде Алекс встречалась с детективом Авелем Тернером всего однажды. Он улыбался и был любезен, и она мгновенно убедилась, что он ненавидит не только ее, но и Дарлингтона, и все, связанное с «Летой». Она не совсем понимала, почему его избрали Центурионом и какова связь между Домом Леты и начальником полиции, но он к этому посту явно не стремился.

Тернер разговаривал с двумя коллегами: еще одним детективом и полицейским. Это был черный мужчина c выбритыми висками и затылком, возвышающийся над обоими не меньше, чем на полголовы. На нем был стильный синий костюм и пальто – скорее всего, от «Burberry». Он так и лучился честолюбием. «Слишком смазливый, – сказала бы бабушка Алекс. – Quien se prestado se vestio, en medio de la calle se quito». Эстреа Стерн не доверяла красивым мужчинам, в особенности хорошо одетым.

Алекс потопталась у ограждения. Центурион оказался на месте преступления, как и обещала Доуз, но Алекс не знала ни как привлечь его внимание, ни что делать, когда ей это удастся. Общества собирались по четвергам и воскресеньям. Проведение ритуалов или любых других рискованных мероприятий не допускалось в отсутствие делегатов Дома Леты, но это не значило, что никто не мог отступить от сценария. Возможно, прошел слух, что Дарлингтон «в Испании», и кто-то из членов одного из обществ воспользовался шансом впутаться во что-то новое. Вряд ли этот кто-то замышлял что-то дурное, но триппы и миранды этого мира способны наделать бед без всякого злого умысла. Ошибки всегда сходили им с рук.

Толпа вокруг нее почти сразу расступилась, и Алекс вспомнила, как плохо от нее, должно быть, пахнет, но сейчас она ничего не могла с этим поделать. Она достала телефон и начала просматривать немногие контакты в своей записной книжке. Приняв предложение «Леты» и разом порвав со всеми, кого знала в прошлой жизни, она получила новый мобильник, так что список номеров был коротким. Ее соседки. Ее мама, которая каждое утро присылала ей множество счастливых рожиц, как будто эмоджи были ее личным заклинанием. В списке присутствовал и Тернер, но Алекс никогда раньше ему не писала – у нее никогда не было причин.

«Я здесь», – напечатала она и, предположив, что он, скорее всего, не удосужился добавить ее в контакты, приписала: «Это Данте».

Тернер достал из кармана телефон, прочел сообщение. По сторонам он не оглядывался.

Через секунду ее телефон завибрировал.

«Я знаю».

Алекс подождала десять минут, двадцать. Она видела, как Тернер закончил разговор с полицейскими, побеседовал с какой-то женщиной в синей куртке, побродил рядом с оцепленным участком, где, должно быть, нашли тело.

Рядом со спорткомплексом ошивалась кучка Серых. Алекс вскользь посмотрела в их сторону, стараясь не останавливать на них взгляд. Некоторые из них были местными Серыми, которых всегда можно было встретить в этом квартале: утонувший рядом с Флорида-Кис гребец, теперь обитавший в учебных бассейнах; коренастый мужчина, который явно когда-то был регбистом. Ей показалось, что она заметила Жениха – самого знаменитого призрака в городе. Он был фаворитом любителей историй, связанных с убийствами, и путеводителей «Призраки Новой Англии»; известность он снискал тем, что убил свою невесту и себя в конторе фабрики, когда-то расположенной не дальше, чем в миле отсюда. Алекс не решилась задержать на нем взгляд, чтобы убедиться в своей правоте. Источающий пот и физическую нагрузку, полный голода и колотящихся сердец спорткомплекс Пейна Уитни всегда был магнитом для Серых.

«Когда ты впервые их увидела?» – спросил ее Дарлингтон в день их знакомства. В день, когда натравил на нее шакалов. Дарлингтон знал семь языков. Умел фехтовать. Владел бразильским джиу-джитсу, умел менять проводку в щитке, цитировал стихи и пьесы авторов, о которых Алекс никогда не слышала. Но всегда задавал не те вопросы.