Свет. Испытание добром? - Юлия Федотова Страница 13

– Нет, в доме оставаться опасно, сюда могут прийти другие. И знаешь, учитывая, что я «не человек вовсе, а тварь темная», переодеться простым горожанином мне будет трудновато.

– Прости, я не подумал! – пробормотал Легивар, ему стало неловко.

А Кальпурций Тиилл взмолился жалобно:

– Друзья мои, объясните, ради бога, что все-таки происходит? Что это за погромы? Какой-то дикий местный обычай? – Спросонья он удивительно туго соображал.

– Праздник Сошествия с Небес, – усмехнулся ланцтрегер. – Это все храм с лестницей, его происки! Вспомни Лупц.

Силониец, уже немного пришедший в себя, снова побледнел. Теперь и он все понял.

– Какое счастье, что с нами нет Гедвиг! – выпалил он от души.

А Черный Легивар подумал: «Ничего счастливого в этом нет. Неизвестно, как обстоятельства будут складываться дальше, а Гедвиг Нахтигаль – сильная ведьма и хорошая целительница, ее присутствие было бы совсем не лишним». Но вслух он высказывать эту мысль не стал, подозревая, что любящий супруг ведьмы его все равно не поймет.

Из дома выходили тихо, по одному. Первым – силониец. Его в городе никто не знал, ему ничего не грозило. Выскользнул, оглядел пустынную улицу, махнул рукой. Следом метнулась Лизхен с маленьким узелком – всего-то и разрешили ей взять что мешочек со сбережениями, любимую бронзовую статуэтку в виде кота и две серебряные ложки (свадебный подарок). Вместо привычного опрятного платья, кружевного передника с вышивкой и скромного вдовьего чепца на ней была напялена бесформенная старушечья кофта и широченная мятая юбка из гардероба свекрови-покойницы, нечесаные космы выбивались из-под рваного платка, и лицо было перемазано сажей – нищенка-побирушка, да и только! Скажи, что почтенная вдова цирюльника – не поверит никто. За ней вышел маг. Без вечной своей долгополой хламиды и шапочки, с остриженными наспех волосами он выглядел совсем другим человеком. Даже хорошие знакомые, пожалуй, не сразу узнали бы в этом молодом, представительном парне унылого бакалавра Легивара Черного – простая одежда превратила его в типичного обитателя ремесленных кварталов.

Последним уходил Йорген, аккуратно заперев за собой дверь. Он тоже принял участие в маскараде, хотя большого смысла в этом не было – лицо нифлунга, доставшееся ему от матери, никуда не спрячешь. Но оставаться в стороне, когда другие наряжаются, было обидно, лишиться такого развлечения он не желал. Тем более что в хозяйстве покойного брадобрея нашелся великолепный огненно-рыжий парик, белила и румяна, а Лизхен пожертвовала лучшим своим праздничным платьем на бретелях, со шнуровкой по бокам, и шелковой белой рубашкой с пышными рукавами – все равно пропадать добру. Платье ланцтрегер натянул прямо поверх штанов. Сидело оно безобразно из-за отсутствия бюста. Положение немного исправила широкая ифертская шаль, но все равно красавица получилась та еще!

– Йорген, не обижайся, но больше всего ты похож на гулящую девку! – вынес вердикт маг, потому что силониец сказать такое лучшему другу не посмел.

– Главное, что не на колдуна! – хихикнул тот, решительно не усматривая повода для обид.

В общем, компания собралась, прямо скажем, пестрая: благородный силониец, скромный ремесленник, очень нескромная и нескладная девица да нищенка средних лет. «Что связывает этих людей, столь не похожих меж собой?» – непременно должен был возникнуть вопрос. Поэтому сначала шли порознь, на расстоянии нескольких шагов друг от друга: вроде бы не вместе они, случайные прохожие, и только. Однако очень скоро стало ясно: никто на них внимания не обращает, улицы, по которым толпа с факелами уже пронеслась, были совершенно пусты. И как-то постепенно, незаметно для себя беглецы сбились в кучку – вместе было не так жутко.

Душный запах жареного мяса висел над городом. Они ожидали увидеть пожарища, но их не было, все строения стояли целые – в Реонне жил бережливый народ. Зачем портить добро? Еще самим пригодится. Но перед некоторыми из домов догорали огромные кострища, что-то бесформенное, обугленное лежало в них. И мелкие ночные твари, недобитые порождения отступившей Тьмы, копошились в этих горелых кучах, чавкали жадно и громко. В ту сторону лучше было не смотреть.

Только одно здание выгорело дотла, и от раскаленных камней его все еще шел нестерпимый жар – академия.

– Не представляю, как они ухитрились его запалить? – бормотал маг в смятении. – Такая защита стояла, такая защита! Она считалась совершенно неуязвимой…

– Угу. А воины Железного Легиона Смерти считались совершенно непобедимыми! – зло усмехнулся Кальпурций Тиилл, вспомнив что-то свое, личное.

– Что же стало со всеми? С ректором, с профессорами нашими, с лаборантами, с обслугой, кто при академии жил… – продолжал бакалавр убито.

– Ах, Легивар, друг мой! Прошу тебя, давай мы сейчас не станем об этом думать! – взмолился Йорген, и тот послушно умолк. Но про себя подумал все-таки: «Это были сильные, опытные маги. Наверняка кому-то из них удалось спастись. Ну конечно, кто-нибудь обязательно спасся!» Так ему было легче.

Восточный горизонт начинал светлеть, когда они добрались до Северных ворот. Полусонный стражник загромыхал железной калиткой. Отпирать ради четырех пешеходов большие створы он не собирался, больно много чести, даже если один из путников, судя по виду, важный господин. Ничего, калиточкой обойдется, чай, не застрянет. Вот как солнце взойдет, так и ворота можно отмыкать. А до той поры – не обязан.

– Куда подались в такую-то рань? – недовольно пробурчал привратник, обращаясь к высокой молодой девке: рыжая и размалеванная, подолом крутит – из гулящих, видать. – Чего по домам не сидится?

– Как же! – странным, пискливым голосом ответила та. – Ведь большой праздник сегодня! Полночи вашему храму кланялись, к вечерней хотим в Слюст поспеть. Паломники мы, ходим по святым местам, грехи замаливаем.

Стражник сипло хохотнул:

– Да уж! Тебе, девка, видать, есть что замаливать!.. А то, может, эта… заглянешь в каморку ко мне, согрешишь еще разок? А вечером заодно и замолишь. Соглашайся, девка, не обижу!

– Фу! Грех великий в праздник говорить такое, – фыркнула та драной кошкой.

– Грех, грех! Заладила, как хейлиг в рясе. Ладно, скажи тогда, что горело-то в городе ночью? От такущее зарево стояло, – он развел руками над головой, – до неба подымался огонь! А что – не видать было, холм застил.

– Это, дядька, колдовская академия сгорела за грехи. Вот будешь гадости измышлять – и твои ворота тоже сгорят! – выпалила девка, тряхнула юбкой и удрала.

– Девы Небесные, Йорген! – простонал силониец, когда они оказались от городской стены на расстоянии достаточном, чтобы голоса были не слышны. – Ну зачем ты, право, стал вступать в разговоры с этим человеком?! И пищал так ужасно! Это было очень неестественно и подозрительно, он мог нас разоблачить. У меня сердце в пятки ушло от тревоги! – Вообще-то в таком контексте обычно говорят «от страха», но не мог сын славного рода Тииллов позволить себе бояться. Тревожиться – самое большее!