Марионетка для вампира - Ольга Горышина Страница 13

Особняк не был большим. По российским меркам. Наши императрицы у таких побрезговали бы и чайку откушать. Две колонны на входе, два льва на лестнице, два этажа плюс мансарда… Крыльцо завалено снегом, как и полукруглый балкон над ним. Сугробы наполовину закрывают окна первого этажа — этим входом до лета никто не собирается пользоваться, это точно. Даже если я вскарабкаюсь на снежную гору, не факт, что мой стук услышат. Меня ждут с другой стороны. Теперь найти бы хоть какую-нибудь тропку, чтобы обойти особняк. Однако снег лежал вокруг нетронутым, но моим насквозь мокрым ногам терять было уже нечего.

Перед домом громоздился фонтан в виде рога изобилия, сейчас полностью забитого дарами зимы. Я оперлась о борт чаши и в очередной раз вытряхнула из сапожек снег, чтобы освободить место для следующей партии. Кое-как допрыгав до угла дома, я остановилась, залюбовавшись открывшимся видом на парк. Через ручей, соединявший, видимо, два пруда, горбился укрытый снегом мостик, подле которого я увидела кое-какую тропинку, расчищенную вручную лопатами. И это открытие подарило мне надежду на то, что я все же не ошиблась адресом и не попала к соседям.

На другой стороне среди хитрого сплетения тонких черных ветвей белели античные статуи. От одного взгляда на мраморные обнаженные тела мне сделалось совсем холодно, и я поторопилась добраться до следующего угла, за которым присутствовали все признаки жизни.

Здесь были намечены дорожки, убегавшие вглубь сада. Одна вела в круглую беседку, хотя та до весны явно никого не ждала. Я прошла к мраморным ступеням крыльца и на всякий случай схватилась за перила. Их не чистили, и мне пришлось отдирать перчатку. Стучала я в дверь с обледенелым стеклом абсолютно мокрым кулаком. Достаточно громко, чтобы ко мне вышли, но ко мне все равно не вышли. И я снова испугалась, что ошиблась адресом.

Во-первых, я до сих пор не увидела никаких следов ремонта. Наружные стены оставались потрескавшимися и мутно-красноватыми — хотя, конечно, реставраторы для аутентичности музея могли нарочно сохранить внешнюю обветшалось строения. Во-вторых, хотя бы доски от лесов должны были остаться. Не могли же чешские рабочие настолько идеально подчистить весь строительный мусор, что мой глаз ни за что не зацепился! Выходило так, что я действительно завернула в чужие ворота. Открыто — добро пожаловать фиг знает куда! Хорошо бы к добрым людям!

Выбраться из имения в том виде, в котором я стояла на чужом крыльце, было слишком проблематично. Если делать это самостоятельно. А вернее — просто невозможно. Придется напроситься в гости. Здесь обязаны быть живые люди. Горбатый мостик чистили этим утром. Хоть в этом меня не проведешь!

Постучав еще раз и не получив в течении пяти минут никакого ответа, я осторожно спустилась с крыльца и отправилась по свежим следам к мостику в надежде отыскать человека с лопатой. Я шла и шла по протоптанной дорожке, не поднимая головы от поскрипывающего снега — здесь бегало несколько детей или один ребенок: следы крохотные и ни одного отпечатка взрослого сапога рядом. Вот те раз! Не говорите только мне про эксплуатацию детского труда…

Говорить и не пришлось. Я все увидела собственными глазами — курчавая головка без шапки то исчезала за сугробом, то вновь выныривала на поверхность. Снег летел в сторону от того места приличными комьями. Я ускорила шаг. Мальчишка, умело орудовавший лопатой, выглядел не старше хозяйского сына. Может, только чуть плотнее — или это всего лишь зрительный обман из-за его толстого свитера, надетого под безрукавку из дубленой кожи.

Снег подо мной стонал достаточно громко. Лопата замерла. Взъерошенная голова повернулась в мою сторону, и я чуть не ахнула в голос: это был карлик с молодым, но достаточно взрослым лицом. Без бороды и даже легкой щетины, хотя над пронзительными глазами нависали косматые брови. Они придавали лицу театрально-суровый вид. Мнимый. Губы карлика расползлись в улыбке. To ли приветственной, то ли саркастической. Я все же решила на всякий случай поправить сползшую на затылок шапку и запахнула куртку.

— Пани Вера! — произнес звонкий, точно ломающийся, мальчишеский голос.

Боже, я, получается, не ошиблась адресом…

— Карличек! Меня зовут Карличек, — он бросил лопату и оказался рядом раньше, чем я закрыла открывшийся от удивления рот и начала трясти протянутую руку. Карличек… Карлик? Или все же это уменьшительно-ласкательное от Карла…

— Откуда вы?

Он явно спрашивал не про мою национальность. Пришлось рассказать про машину. И все так вот, с вытянутой рукой, на которой повисла гиря в виде взрослого мальчишки. Я не могла разорвать рукопожатие — меня не отпускали, так и доволокли до воткнутой в снег лопаты и потащили к дому. Видимо, Карличек испугался, что я снова потеряюсь.

Входная дверь оказалась открытой. С другой стороны, ну дерни я ее сразу, а что делать дальше? Вваливаться без приглашения в чужой дом? Приглашение, впрочем, у меня было, но разрешение я получила только сейчас и тотчас протиснулась в щель, ширина которой соответствовала длине руки карлика.

Внутри темно, но довольно чисто. Во всяком случае пахло морозцем, а не гнилью. И не краской… Где ремонт, черт возьми?! Нет еще и сугробов под окнами — оттого почти светло. Мебель без чехлов. И это со светло-зеленой обивкой кресел и дивана, между которыми сиротливо притулился инкрустированный овальный столик на витых ножках. У камина красовался гобеленовый экран с пастушеской пасторалью. Одним словом, особняк встретил меня совсем не вампирским интерьером. Здесь, видимо, не ступала еще нога дизайнера и вовсю продолжало властвовать ушедшее счастливое время.

Я разулась и оставила мокрые ботинки на крохотном коврике у плотно закрытой двери, потому что дальше шел паркет, который я боялась запачкать. Да и мой проводник разулся раньше меня и сейчас не сводил глаз с моих темных носков.

— Вы промочили ноги, пани Вера?

Я кивнула. Карлик снова взял меня за руку и потащил через гостиную. Но не так быстро, как по снежной парковой дорожке, и я успела еще раз оглядеться в поисках портретов на стенах. Но в гостиной не оказалось даже пейзажей и натюрмортов. Только аккуратный букет из засохших темных роз стоял на столике у стены, на которой отпечатался след от рамы. Когда-то здесь висело зеркало.

Его отсутствие было пока единственным напоминанием о вампирской сущности особняка. Или об изуродованном лице Милана. Еще портьеры на окнах висели бордовые, подвязанные золотистыми веревочками с длинными кистями, отчего не казавшиеся кровавыми. Да, вампирами здесь не особо пахло.

Здесь пахло розмарином и женщиной. Да, мужчина в здравом уме не мог выбрать подобную нежную обивку мебели. Возможно, в раме над столиком было совсем даже не зеркало, а портрет жены Милана. Похоже, мы находились в женской половине особняка. Вернее, только что покинули ее и оказались в холле, в сумраке которого прорисовывалась закругленная дубовая лестница с тонкими резными перилами, такими же изысканными, как и длинная балюстрада наверху. Со стен свисали рога подсвечников с оплывшими свечами — неужели и вправду жильцы жгут свечи? Сколько Милан прожил здесь до появления пана Ондржея с его музейным предложением? Мог же обзавестись хотя бы керосиновыми лампами! Действительно сумасшедший…