Семь песен - Томас Арчибальт Баррон Страница 13

Я осторожно взял инструмент в руки, но некоторое время колебался, вспомнив странное происшествие на лугу, который затмила тень в разгар безоблачного дня. Несчастливая случайность, убеждал я себя. Я медленно провел кончиками пальцев по струнам. И произошло чудо: словно кто-то гигантской кистью с яркой краской коснулся крон деревьев и полей, окружавших сад. Крошечные зеленые яблочки появились на ветвях и мгновенно созрели. Стволы деревьев стали толще, корни – прочнее. Деревья выпрямились, устремились к небу, гордо расправили ветви, отяжелевшие от плодов. Я вздохнул с облегчением. Что бы ни произошло на том сером лугу, теперь это не имело значения.

Внезапно до меня донесся какой-то шум. Мальчишка примерно моего возраста, без рубахи, в одних штанах, рухнул с яблони в канаву с водой и пронзительно вскрикнул. Я побежал к нему.

Когда мальчик выкарабкался из канавы, оказалось, что его волосы, лицо и все тело сплошь покрыты грязью. А затем, к моему изумлению, из канавы появилась вторая фигура – более взрослая, крупная «версия» мальчишки, взрослый мужчина-крестьянин. Я узнал этого человека.

Ни крестьянин, ни мальчик не заметили меня, поскольку я стоял в тени яблоневого дерева. Человек, обнаженный до пояса, выпрямил широкую спину и обнял мальчика за плечи.

– Ты не ушибся, сынок?

Парень потер бока, покрытые ссадинами.

– Нет. – Он хитро усмехнулся. – Я угодил на мягкую подушку.

Человек с улыбкой глядел на сына.

– Не так уж часто ты падаешь с деревьев.

– А ветки не так уж часто выпрямляются, оживают и стряхивают меня на землю! Ты только погляди, отец! На деревьях полно яблок.

Крестьянин ахнул от изумления. Он уставился на преобразившиеся деревья с разинутым ртом. Я невольно улыбнулся. Именно такой реакции я ожидал от Рии и прочих – именно так смотрела бы на дело рук моих мать. Она всегда восхищалась формой, цветом и ароматом свежих яблок.

– Это чудо, сынок. Это дар небес, дар Дагды, величайшего из богов.

Я вышел из тени.

– Нет, Хонн. Это мой дар тебе.

Человек вздрогнул от неожиданности. Он посмотрел на меня, потом на крону дерева над головой, потом снова на меня. Наконец, он обернулся к сыну.

– Это он! Тот мальчик, о котором я тебе рассказывал.

Глаза у мальчишки стали круглыми, как блюдца.

– Тот самый, который победил злого короля? И который называет себя именем сокола?

– Мерлин, – сказал я и хлопнул мальчика по плечу. – Твой отец помог мне однажды, когда мне очень нужна была помощь.

Хонн провел ладонью по волосам, перепачканным землей.

– Ну и дела, парень. Прежде чем до нас дошли вести о твоих подвигах, я уже раза три тебя мысленно похоронил.

Потирая волевой подбородок, Хонн несколько мгновений пристально разглядывал меня. Из одежды на нем были только свободные бурые штаны. Руки, покрытые царапинами и мозолями от тяжелой работы, казались могучими, словно корни деревьев.

– Рад, что старый кинжал в конце концов кому-то пригодился, мой мальчик. И где он теперь?

– Покоится где-то среди руин Черного замка. Мне не удалось с его помощью убить вурдалака, бессмертного воина Стангмара. Но он позволил мне выиграть несколько драгоценных секунд.

– Рад это слышать. – Взгляд крестьянина переместился на волшебный музыкальный инструмент. – Я смотрю, ты спас из замка Цветущую Арфу. – Он подтолкнул мальчика локтем. – Вот видишь, сын, это действительно было чудо! Ни один простой смертный, даже такой одаренный, как этот юноша, носящий имя ястреба, не смог бы совершить такого. Именно Арфа, а не мальчишка, вернула к жизни наш сад.

Я непроизвольно отпрянул, но затем хотел заговорить. Однако, прежде чем я успел вымолвить хоть слово, Хонн продолжал:

– По моему мнению, сынок, все Сокровища Финкайры – это чудесные вещи, созданные самим Дагдой. – Негромким голосом, полным почтения, он добавил: – Среди них есть даже плуг, одно из Семи Разумных Орудий, который сам может пахать. Истинная правда! Говорят, что поле, которого он коснется, приносит совершенный урожай – не слишком обильный, но и не скудный.

Мальчик в изумлении покачал головой. Махнув рукой в сторону хлипкого деревянного плуга, который лежал на краю канавы, он рассмеялся.

– Уж с этой штукой ты волшебное орудие никак не перепутаешь, отец! У меня самого спина болит всякий раз, когда ты тащишь его по полю.

Хонн ухмыльнулся.

– Уж не сильнее, чем болит моя спина после того, как ты рухнул на меня с дерева.

Они рассмеялись. Хонн могучей рукой обнял сына за плечи и обернулся ко мне; лицо его сияло гордостью.

– На самом деле, у меня есть собственное сокровище. Вот этот молодой человек. И он мне дороже целого моря чудес и драгоценностей.

Я почувствовал, что у меня пересохло в горле, и сжал в пальцах кожаный мешочек, подарок матери. Несмотря на сильный аромат спелых яблок, витавший в воздухе, я различал сладкий запах сушеных трав.

– А как бы ты поступил, Хонн, если бы лишился своего сокровища? Своего сына?

Лицо его стало жестким, как камень.

– Ну что ж, я сделал бы все, что под силу смертному, лишь бы вернуть его.

– Даже если бы для этого тебе пришлось бросить незаконченное дело?

– Ни одно дело на свете не может быть важнее этого.

Я угрюмо кивнул крестьянину на прощание. Ни одно дело на свете не может быть важнее этого.

Я перешагнул через канаву и пошел прочь. Добравшись до границы сада, я остановился и обернулся к Темным холмам, которые светились в лучах заходящего солнца, словно тлеющие угли. Длинная, тонкая тень моего посоха указывала прямо на зубчатый гребень одного из холмов, на то место, где я бросил свое дело.

Медленно, очень медленно я повернулся лицом на север и сказал себе, что скоро вернусь в эти места, обязательно вернусь к своим обязанностям. И тогда я оживлю все деревья и цветы, все поля, до последней травинки. Но сначала мне нужно довести до конца самое важное дело из всех. Мне необходимо отыскать матушку. И, подобно Хонну, я готов был ради этого совершить все, на что только способен смертный человек.