Расплата - Сергей Волков Страница 13

Тогда-то впервые и прозвучало ставшее потом реальностью колючее слово «развод». Ни когда не забуду неприкрытую радость в глазах «горячо любимой» тещи – наконец-то ее дочурочка избавилась от «лимиты»!

Воспоминания то распаляли меня, то приводили в меланхолическое настроение, а то и выдавливали скупую мужскую слезу, особенно когда я вызывал из памяти картины нашего досвадебного романа – огромные багряно-красные и охряно-желтые пальчатые кленовые листья на черном мокром асфальте, Катя, прыгающая на одной ножке, как девчонка, по бордюру, легкая челка, пронзительно-острый и манкий взгляд ее необыкновенных огромных, карих, с какой-то милой крапинкой, глаз…

Тьфу, расчувствовался! Я резко оборвал себя – хватит распускать нюни! Уже десятый час, а еще вещи не собраны!

Я уложил сумку, еще раз покурил, стараясь избавится от тревожного чувства сиротливости – один в пустой квартире, ни кто не проводит, ни кто и не встретит! Пора было ложиться спать – когда еще удастся поспать на простынях, под одеялом, на ближайшую неделю моей постелью станет седло боевого коня-«Камаза»!

Надо было поставить будильник в телевизоре – других часов, кроме наручных, у меня дома не было. Я долго колдовал над кнопками пульта, выставляя текущее время, время подъема, резервное – через пять минут, если не сработает первое. В общем, когда я все выставил, как положено, сна у меня не было ни в одном глазу. И тут кто-то постучал в дверь…

Я насторожился – во-первых, кого это черти несут в двенадцатом часу ночи? А во-вторых, кнопка звонка у меня была в белом пластмассовом корпусе, и не заметить ее даже в темноте очень трудно, поэтому обычно все приходящие звонят.

Подкравшись на цыпочках к двери, я осторожно прислушался. Вроде тихо! Разом возникли все недавние страхи – Судаков с отравленной острогой, жуткие таинственные события, связанные с амулетом. И тут в дверь постучали снова!

– Кто там? – как можно более грозным голосом спросил я. Тишина! И вдруг что-то заскребло по поверхности двери с той стороны!

Я бросился к встроенному шкафу, где у меня хранились инструменты, схватил тяжелый разводной ключ, и рявкнул:

– Кто там балуется?! Я сейчас милицию вызову!

Опять тихо! Я постоял с ключом на изготовку минут пять, постепенно успокоился, и тут вспомнил про наган! Тьфу, охранник, мать твою! Перепугался шорохов за дверью! Швырнув ключ на полку, я вынул из висящей на вешалке кобуры револьвер, взвел курок и распахнул дверь.

Естественно, в подъезде никого не было – я почему-то уверился в этом сразу, как вспомнил про оружие. Но на коричневой поверхности двери висела приколотая кнопкой бумажка – половинка тетрадного листка.

Я аккуратно отколол кнопку, запер дверь, убрал наган обратно в кобуру, прошел на кухню и прочитал записку, а вернее – короткое стихотворение, написанное красивыми печатными буквами:

Свилью выписаны знаки колдовского откровения.

Падалью сгниет в овраге жаждавший благословления.

И все! Ни подписи, как говориться, ни печати… Я еще раз перечитал стихотворение – ерунда какая-то! Какие знаки, какой свилью, кто гниет в овраге? Может, это мне угрожают – мол, знаки выписаны свилью, тебе не по зубам, а будешь жаждать некоего «благословления» – станешь гниющей падалью в овраге?

Я прикидывал и так, и сяк – ничего у меня не получалось. Вообще, слишком много для одного вечера – расфуфыренный посыльный, шикарные часы (сколько же они стоят?), звонок Катерины и эта нелепая, но страшноватая записка! То, что уснуть мне сегодня не придется, я уже понял, и с тоской поглядел на стрелки наградного «Ролекса» – когда же, наконец, три часа…

Настроение мое постоянно менялось – от подавленности и тоски до боевой ярости. Потом я вдруг остро ощутил над собой вращение золотого колеса Сварги, а в голове зазвучал молота небесного кузнеца. Гигантский огненный обод в моем сознании рос, занимая все небо где-то там, за облаками, и вращался он мощно, уверенно. Было в этой мощи что-то новое, подавляющее…

«Все уже предопределено…» – догадался я: «Они там, наверху, уже все решили про Серегу Воронцова. Ну что ж, как сказал поэт: „…всяк сам свой жребий выбирает и крест несет всяк тоже сам“. Только почему у меня все время такое ощущение, что выбор делал не я и крест на меня тоже положили другие люди, как на какого-то горьковского персонажа. Блин, и сдается мне, того парнишку крестом-то и задавило… Мля, ну и мысли…»

Я побродил по квартире, попил воды, сел, потом встал, словом, маялся по полной программе. Какое-то подспудное желание томило душу, и я никак не мог понять, какое. Наконец я просто отдался «потоку сознания», проносившемуся в голове, и понял, чего хочу – меня почему-то тянуло посмотреть в окно – словно какое-то дуновение, какой-то неуловимый шорох шел от задернутых штор. Я выключил свет на кухне и отдернул занавеску…

Боже мой! На улице шел снег! Еще когда я ходил в магазин, сгущались тучи, что-то накрапывало, тянуло с севера холодом, а сейчас с неба буквально падала зима! Огромные, наверное, с ладонь, хлопья тихо кружились в ночном воздухе, касались друг друга, то устремляя, то замедляя свой полет, и покрывали земли, дома, деревья пушистым слоем, призрачно мерцавшим в свете фонарей. Красота! Вот это действительно – красота!

Я распахнул окно и жадно вдохнул всей грудью морозный, совсем уже зимний воздух. Дурные мысли разом вынесло вон, и я улыбнулся. Ради таких мгновений стоит жить, черт возьми!