Все ведьмы делают это! - Надежда Первухина Страница 13

– Да, да, конечно, – торопливо закивала Ия Карловна и достала из кармана небольшие никелированные кусачки. – Так я срезаю... пломбы?

– У вас руки трясутся. Лучше дайте мне. – И начальник охраны полковник Дрон Петрович Кирпичный выдвинул панель с кнопками управления сигнализацией.

– Какой у вас код?

– 3737щ920ХЬ, – прошептала врач.

Полковник Кирпичный набрал код и отключил сигнализацию. Затем аккуратно срезал пломбы, повернул запорный рычаг тяжелой двери и вошел в пахнущую карболкой тьму бокса, приглашая Ию Карловну следовать за собой.

– Выключатель слева, – услужливо подсказала врач.

Полковник Кирпичный щелкнул рубильником, и яркий желтоватый свет залил унылое помещение больничного бокса с несколькими коридорчиками, ведущими в приемный покой, процедурную, пустовавшие по случаю отсутствия больных палаты и, наконец, морг (или, на языке персонала, – «морозилку»).

– Воняет тут у вас, – поморщился полковник, идя по коридору к выкрашенным серой краской дверям «морозилки».

– Йодоформ? – предположила Ия Карловна, хотя сама понимала, что йодоформ здесь вовсе ни при чем. Действительно, пованивало на вверенном ей стратегическом объекте медицинского назначения, и нехорошая это была вонь. Обычно именно так пахнут трупы, разлагающиеся в подходящей для этого температуре.

– Ничего не понимаю, – растерянно шептала врачиха, и противный, липкий страх расползался по телу, хотя слыла Ия Карловна бесстрашным человеком, бывшей сотрудницей КГБ, повидавшей всяких покойников на прозекторских столах. Но такого, чтобы труп исчез бесследно из морозильного шкафа, еще не бывало!

– Где лежал труп? – спросил полковник Кирпичный.

– Здесь. – Ия Карловна с грохотом откинула никелированную крышку бокса и выдвинула из морозной тьмы цинковый поддон.

И закричала.

Вместе с ней закричал было полковник, но вовремя остановился и сказал только:

– ... мать!

На цинковой плоскости лежало нечто, бывшее когда-то человеческим телом. Но самым страшным было то, что среди оголившихся костей, отвратительных лохмотьев разложившейся плоти и внутренностей кишели крысы. Они обгладывали череп, вылезая из глазниц и оскаленного рта, ползали под ребрами, и на минуту показалось, что труп живет чудовищной жизнью.

– Что это такое?! – прокричал полковник, отшатываясь от мерзкого зрелища.

Ия Карловна судорожно сглотнула и постаралась взять себя в руки.

– Это тот самый труп... Заключенной № 1186.

– Который пропал?

– Да.

– И как же он опять оказался здесь?

– Я не знаю! – обреченно воскликнула Ия Карловна.

– Может, вам померещилось, что он пропал? А, доктор?

Та истерически хохотнула:

– Вы считаете, такоеможет померещиться?!

Полковник пасмурным взглядом окинул жуткие останки, икнул и пожалел о том, что самопальный семидесятиградусный коньяк был неосмотрительно выпит им еще вчера.

– Чертовщина какая-то, – пробурчал он. Вышло так, будто полковник Кирпичный жаловался неизвестно кому на загадочное происшествие, случившееся на вверенном ему объекте.

– Похоже на то, – зябко передернула плечами Ия Карловна. – Что делать будем, товарищ полковник?

– С этим?

– Ну, с этим-то более-менее все ясно. Я немедленно вызову уборщика, и останки кремируют. А вот разобраться во всей этой чертовщине, как вы изволили выразиться...

... Жирная лоснящаяся крыса соскользнула с трупа и быстро засеменила к выходу из морга. За ее хвостом тянулась тонкая кровавая полоска. Врачиха взвизгнула:

– Я больше не могу здесь оставаться! Уйдемте отсюда!

Полковник полностью с ней согласился, но прежде чем уйти, он по внутренней рации вызвал тюремного санитара, с помощью ненормативной лексики разъяснив ему предстоящие действия. И постарался выкинуть все это из головы. Тем более что с утра пораньше начальнику охраны предстояла нелегкая задача: допросить всех заключенных, не слышали (не видели) ли они минувшей ночью чего-нибудь подозрительного. И для чего была пробита канализационная труба и разбито окно в коридоре, если никто не сбежал?..

Словом, у полковника Кирпичного и без того хватало забот. Поэтому он и не спросил у санитара, кремировал ли тот останки несчастной Иринки-сводницы, заключенной № 1186. А зря! Потому что никаких останков, а также копошащихся в них крыс тот не обнаружил, цинковый поддон был стерильно чист и своей чистотой отрицал даже мысли о наличии хоть какого-нибудь трупа. Санитар, увидев это, паниковать не стал, включил кремационный блок и спалил там пару мешков с кухонными отбросами. Для отчетности. А то что трупа не оказалось – его не касается...

Санитару повезло. Он констатировал лишь пропажу трупа, но ему не довелось увидеть, как за полчаса до его прихода этот самый разложившийся труп вдруг встал, стряхивая с себя грязных и пищащих крыс, слез с цинкового ложа, кокетливо принялся охорашиваться остатками рук и через минуту превратился в респектабельную пожилую даму, известную среди обитательниц Приюта Обретения Гармонии, как Мумё Безымянная флейта... Дама подошла к зеркально блестящей поверхности шкафа с хирургическими инструментами, улыбнулась своему все более хорошевшему отражению и одним движением указательного пальца вспорола цельнометаллическую дверь. Взяв коробку со старыми, еще стеклянными шприцами и пачку длинных ампул, надписанных по-латыни «Morphinum», она принялась, торопливо, но без суеты, вкалывать себе содержимое не менее десятка ампул, после чего ее глаза стали по блеску напоминать люминесцентные лампы. После означенной медицинской процедуры ожившая и обколотая как свихнувшийся берсерк покойница, прихватив остатки ампул и шприцы, вышла из больничного бокса, аккуратно гася за собой свет. К утренней поверке она была уже в своей камере и приветствовала конвой своим обычным благословением. Только одну странность заметили в обычно спокойной и молчаливой старухе: веки ее странно подергивались, словно дневной свет резал глаза. И еще она произнесла в пространство загадочную фразу: «Надеюсь, ты уже добралась до конца своего пути, о Госпожа».