Волчье логово - Дэвид Геммел Страница 12

Легко сказать — убив…

Он ощутил вдруг великую душевную усталость. Сняв с крюка над кроватью бронзовый фонарь, он высек огонь и зажег фитиль. Затеплился золотой огонек. Нездешний повесил фонарь обратно и сел на кровать, глядя на свои руки.

Руки убийцы. Руки самой смерти. В молодости, будучи солдатом, он сражался с сатулами, защищая от их набегов поселенцев Сентранской равнины. Но, как видно, недостаточно хорошо защищал, — одной разбойничьей шайке удалось-таки перевалить через горы. На обратном пути они нагрянули в его усадьбу, надругались над его женой и убили ее вместе с детьми.

С того дня Дакейрас стал другим. Молодой хозяин, недавний солдат, бросил все и отправился в погоню за убийцами. При первом налете на их лагерь он убил двоих, остальные убежали. Но он выслеживал их и убивал одного за другим. Перед смертью он пытал их, вымогая у них сведения об именах и возможном местонахождении остальных. На это у него ушли годы — за это время молодой отставной офицер Дакейрас умер, и его место заняла бездушная убойная машина, именуемая Нездешним.

К тому времени смерть и страдания ничего уже не значили для молчаливого охотника. Однажды ночью в Машрапуре, когда у Дакейраса вышли деньги, к нему обратился купец, желавший убрать с дороги своего делового соперника. За сорок серебряных монет Дакейрас взялся совершить свое первое наемное убийство. Он не пытался оправдать это даже перед собой. Смыслом жизни для него была охота, а чтобы преследовать убийц, ему нужны были деньги. Холодный и безжалостный, он продолжал свой путь, встречая повсюду страх и отчуждение, и обещал себе, что снова станет Дакейрасом, когда завершит свое дело.

Но когда последний из разбойников умер в муках, насаженный на кол над костром, Нездешний понял, что Дакейрас больше не вернется. И он стал делать свою кровавую работу, следуя прямой дорогой в ад до того самого дня, когда он убил дренайского короля.

Это злодеяние и его страшные последствия до сих пор не давали ему покоя. Враги опустошали страну, оставляя за собой тысячи убитых, вдов и сирот.

Золотой свет мерцал на стене. Нездешний вздохнул. Он пытался искупить свою вину, но есть ли прощение для того, кто совершил столь тяжкие преступления? Он сомневался в этом. И даже если бы Исток отпустил ему все грехи, сам себя он все равно не простил бы. Быть может, из-за этого и умерла Даниаль, не впервые подумал он. Быть может, это его кара — всегда носить в душе тяжкое горе.

Он попил воды и вернулся в постель. Добрый священник Дардалион свел его с гибельного пути, а Даниаль раздула ту крохотную искру Дакейраса, которая еще тлела в нем, и вернула его к жизни.

Но теперь и она ушла. Одна Мириэль у него осталась. Неужели ему суждено увидеть и ее смерть?

Мириэль не выдержала бы испытания — так сказал Ангел, и он был прав. Дакейрасу вспомнился давно прошедший день. Убийцы настигли его в надирских степях, и он разделался с ними. Даниаль спросила его, как ему удается убивать с такой легкостью.

Он отошел от нее и поднял с земли камушек.

— Лови, — сказал он и бросил его Даниаль. Она ловко поймала камень. — Это было легко, правда?

— Да, — согласилась она.

— А если бы двое мужчин держали Криллу и Мириэль, приставив ножи им к горлу, и тебе сказали бы: если не поймаешь камушек, девочки умрут, — поймала бы ты его с той же легкостью? Страх делает трудными самые простые действия. Я побеждаю других потому, что камушек для меня всегда остается камушком, что бы там от него ни зависело.

— А меня ты научишь этому?

Он сказал, что у него на это нет времени, она стала спорить, и наконец он спросил:

— Чего ты сейчас боишься больше всего?

— Потерять тебя.

Он опять отошел от нее и поднял камушек. Облака набежали на луну, и Даниаль плохо видела его руку.

— Сейчас я брошу его тебе. Если поймаешь, останешься здесь, и я буду тебя учить. Если нет, вернешься в Скарту.

— Нет, так нечестно! Тут темно.

— Жизнь честной не бывает, Даниаль. Если ты не согласна, я сейчас уеду отсюда один.

— Хорошо, я согласна.

Не сказав больше ни слова, он бросил ей камень. Бросок был коварный, внезапный и с вывертом влево. Она выбросила руку, и камень ударился о ее ладонь, но она сумела его удержать и засмеялась.

— Чему ты так радуешься? — спросил он.

— Я выиграла!

— Нет, не так. Скажи мне, что ты сделала?

— Победила свой страх?

— Нет.

— Тогда не знаю.

— Подумай и ответь, если хочешь чему-то научиться.

— Я разгадала твою загадку, Нездешний, — внезапно улыбнулась она.

— Тогда скажи, что ты сделала.

— Я поймала камушек при свете луны.

Нездешний вздохнул. В комнате было холодно, но воспоминания грели его. Где-то завыл на луну одинокий волк, и Нездешний уснул под эту неумолчную первобытную песню.

— Ворочаешься, точно больная корова, — рявкнул Ангел. Мириэль приподнялась на колени, едва переводя дух. Его слова разъярили ее, и она взвилась на ноги, нацелившись мечом ему в живот. Быстро отступив вбок, он отразил удар и тыльной стороной левой руки ударил ее позади уха. Мириэль ничком повалилась наземь.

— Нет, нет и еще раз нет! — сказал он. — Нельзя давать волю гневу. Отдохни немного. — Он вытянул из колодца обитое медью ведро и поплескал водой себе в лицо.

Мириэль, совсем упавшая духом, устало поднялась. Еще недавно она верила, что фехтует хорошо, лучше большинства мужчин, — так говорил ей отец. Теперь она столкнулась с неприглядной правдой. Вот уж верно, больная корова! Она добрела до колодца. Ангел сидел на его краю. Он снял рубашку, и стали видны несчетные рубцы, покрывающие выпуклые мускулы его груди и живота, мощные предплечья и бугристые бицепсы.

— На тебе живого места нет, — сказала она.

— Это лишний раз доказывает, что на свете существует множество искусных бойцов, — проворчал он.

— Чего ты злишься?

Он помолчал и произнес со вздохом:

— В городе живет много писцов и чиновников. Без них жизнь в Дренане остановилась бы. Это уважаемые люди. Но стоит им оказаться здесь, в горах, и они умрут с голоду среди изобилия дичи и съедобных кореньев. Понимаешь? Ценность человека определяется в зависимости от обстоятельств, от опасностей, которым он подвергается. Очень многие мужчины сочли бы тебя настоящим мастером. Ты быстра и полна отваги. Но люди, которые охотятся за твоим отцом, — это воины. Ты и ахнуть не успеешь, как Белаш убьет тебя, да и Морак провозится не дольше. Сента и Курайль прошли свою выучку на арене.

— Смогу ли я когда-нибудь сравняться с ними?

— Нет, не думаю. Неохота в этом сознаваться, но такие люди, как они и я, служат злу. Мы прирожденные убийцы. Мы не любим говорить об этом, но про себя знаем правду. Нам нравится драться, нравится убивать. В тебе я такой склонности не вижу — и хорошо, что не вижу.