Охота на ведьм - Вероника Иванова Страница 12

Бывший королевский стрелок повернулся, вскидывая лук. Еще не целясь, нет, потому что не мог предположить, где именно скрывается эльф: за кустами, между камней, а может, на дереве. Но стрела была готова отправиться в полет. Навстречу своей сестре, упирающейся в тетиву эльфийского «шершня».

— Хочешь попробовать? — прошелестел голос эльфа, лицо которого было почти полностью скрыто под маской, словно сплетенной из золотистых листьев.

— Хочу.

— А вдруг не успеешь?

Его стрела еще тоже не была нацелена в сторону противника, но о быстроте эльфийских лучников всегда ходили легенды, проверять правдивость коих никто почему-то не спешил. Даже если они вскинут луки одновременно, первой пораженной мишенью станет человек, потому что «шершень» демонически силен по сравнению даже с лучшими луками императорской гвардии. Конрад подумал, что сейчас умрет и все закончится. Не нужно будет больше следить за беднягами, обреченными на полунищенское существование.

Не нужно будет казнить ту воровку, что всего лишь хотела накормить своих детей. Не нужно будет служить будущему императору, стойкому и твердому юноше, чья сила духа была видна еще в раннем детстве. Он ведь тоже стоял вот так, в ту ночь, мальчик по имени Мерри, смотрел на своего убийцу и понимал, что будущего нет. Но далее ребенок решил не умирать так просто. Что же говорить о человеке, дослужившемся до имперского ассасина и не получившем это звание лишь потому, что Аммениру понадобился новый сквайр?

— Хочешь проверить?

Губы эльфа, едва виднеющиеся из-под маски, искривились в подобии улыбки:

— Хочу.

Они выстрелили одновременно. По крайней мере, и самому внимательному человеческому наблюдателю не удалось бы определить, чьи пальцы отпустили стрелу раньше. Быть может, только остроглазым эльфам показалось бы — и то, лишь показалось бы! — что их сородич чуть помедлил, словно прикидывая, куда целится его противник. Но никаких наблюдателей вокруг не было, и две стрелы, сорвавшиеся каждая со своей тетивы, ринулись навстречу друг другу.

Встретились. Сшиблись, и раздвоенный эльфийский наконечник расщепил стрелу человека пополам, разбрасывая обломки по сторонам, а сам продолжил полет, чтобы вонзиться в дерево за спиной сквайра.

Конрад был готов к следующему выстрелу, если бы удалось выжить. Но глядя на покачивающиеся хвостики оперения рядом со своей щекой, стрелять не торопился. Эльфы никогда не промахиваются, если того не желают. Вот и эта стрела должна была войти в глазницу, левую, но почему-то торчит из дерева, противник же не спешит накладывать на тетиву новую смертоносную сестренку, словно предлагая выбор.

А выбирать Конрад не любил.

— Что тебе нужно?

Эльф сдвинул маску на лоб, открывая юное лицо с древними изумрудно-зелеными глазами. Красивы дети Солониэль и Галлеана, спору нет, но чужда людям их красота. Слишком хрупкая. Невероятно выносливая, но при этом выглядящая так, будто стоит подуть ветерку, и тонкая фигура, затянутая в тусклые шелка, переломится пополам. Красота завидная и недостижимая, а потому ненавистная.

— Согласие.

— Между нашими народами согласия не будет, — сказал Конрад, привычно повторяя заученную еще в ранней юности истину.

— Это верно. — Эльф поднял голову, глядя на небо в просветах густых крон. — Но между частями народов оно вполне возможно.

— И насколько велики эти части?

— Пока не слишком. И их будущее зависит от нас с тобой.

Меньше всего Конрад был сейчас расположен к переговорам, но когда эльф снял тетиву со своего «шершня», сквайру ничего не оставалось, кроме как опустить собственное оружие.

— Придет день, когда эльфам, людям и даже гномам придется встать плечом к плечу в бою.

Да, пророчества подобного рода постоянно ходили по городам и селам, правда, Конраду больше верилось в то, что предсказываемые ими времена случатся уже после его смерти.

— И что с того?

— А это значит, что во вражде нет никакого смысла, если ее придется вдруг взять и забыть.

Сквайр, сам того не замечая, кивнул. То, что можно отставить в сторону при первой же надобности, не годится быть водруженным на знамя. Правда, нынешний императорский двор не желает ни о чем договариваться с эльфами, и остроухий наверняка это знает. Как вполне может знать и то, что Конрад служит будущему, а не настоящему повелителю.

— Согласие?

— И помощь, — сказал эльф. — Взаимовыгодная.

Странно было видеть сына лесного народа, пробующего себя в деле, более свойственном подгорным торгашам, но обстоятельства пока говорили в его пользу, и сквайр решил выслушать предложение до конца:

— В чем?

Вместо ответа эльф вынул из поясного кошеля обрывок корешка, знакомого Конраду уже не первый год.

— Зачем он тебе?

— Я бы не хотел отвечать. Ответ тебе не понравится.

— И все же я хочу его услышать.

Остроухий хищно улыбнулся:

— Напою ядом свои стрелы.

— Так я и думал. А потом обратишь их против меня?

Эльф расхохотался:

— Люди такие прямые! Как полет стрелы. Думаешь, у нас мало врагов? Орки вошли в силу в последнее время. Шаманят, твари зеленокожие… Троллей за собой тащат. Вот ты пробовал когда-нибудь убить тролля?

Конрад невольно скривился. Было такое. Гора твердокаменных мышц, почти непробиваемая для стрел. А те, которым все-таки удавалось проколоть толстенную шкуру, чудовище ломало, как иголки, словно и не чувствуя нанесенных ран.

— А вот яд они не любят. Особенно тот забористый, что можно сварить из этих корней. Ежели умеешь, конечно.

Безоглядно верить эльфу вряд ли было разумно, и сквайр уже собирался заявить об этом вслух, а потом ждать чего угодно, хоть смерти, хотя без лука перевес оказывался уже совсем на другой стороне, но тут остроухий, словно и сам не желая тратить лишнее время, снял с пояса другой кошелек и протянул человеку:

— Продавцов мы всегда сможем найти. Но вот где вы найдете таких покупателей?

Конрад взял кожаный мешочек осторожно, словно оттуда должна была выползти змея, чем несказанно повеселил эльфа, впрочем все же прикрывшего улыбающийся рот рукой. Распустил шнурок, раздвинул края кошелька и… Изумленно поднял взгляд на переговорщика.

— Что это?

— Мана. Та, что рождают эльфийские земли. Я слышал, она ценится среди магов любого толка.

Сгустки золотого огня, пульсирующие, словно сердца. Невесомые, бесплотные, но греющие руку далее сквозь толстую кожу кошелька.

— Они бесценны.

— О нет, — возразил остроухий. — Они-то как раз имеют цену, и я назвал ее тебе.

— Упырник?