Алиса в Итакдалии - Тахира Мафи Страница 12

Вся жизнь ференвудских детей была подготовкой к Сдаче. Каждый ребенок рождался с уникальным магическим талантом; задача родителей и наставников заключалась в том, чтобы выявить и развить этот талант – и в конце концов представить его на церемонии Сдачи. Это была демонстрация чистого, пока не отшлифованного дара; от ребенка требовалось наглядно показать, чем его талант может быть полезен городу – потому что самые одаренные получали самые лучшие задания. Лучшие приключения.

Алиса выросла с мечтой об этом дне.

Но ей не требовалась помощь учителей: природу своего дара она обнаружила сама. Много лун назад отец подсказал ей, что делать. Может быть, он не понял этого сам – зато поняла она.

– Слышишь? – спросил он однажды ночью. Они стояли под звездным небом.

– Слышу что? – не поняла Алиса.

– Музыку.

– Какую музыку?

Отец закрыл глаза и улыбнулся луне.

– Алиса, Алиса, – прошептал он. – Открой сердце. Навостри уши. И никогда не отказывайся, если мир просит тебя станцевать.

Той ночью они заснули в обнимку в траве – она и папа, не произнеся больше ни слова. Алиса слушала, как оживает под ней земля: поет ветер, шепчет трава, шлепают мокрыми лапами озера. Деревья потягивались ветками, цветы зевали лепестками, готовясь отойти ко сну, и даже звезды мигали часто-часто, будто борясь с подступающей дремотой. Слушая мир, Алиса стала свидетелем его потаенного сердцебиения. Ни разу в жизни она не чувствовала себя такой настоящей.

С тех пор, когда отец спрашивал, слышит ли она музыку, Алиса всегда точно знала, что он имеет в виду. И никогда не отказывалась, если мир просил ее станцевать.

* * *

Подняв голову, Алиса увидела в дверях мать. Та не выглядела расстроенной, хотя по-прежнему держала руки скрещенными на груди.

– Готова? – спросила она, кивая на парадные юбки Алисы.

– Думаю, да, – тихо ответила девочка, гадая, что сказала бы мама, узнав об эгоизме дочери. Узнав, что задание Старейшин для нее оказалось важнее поисков отца.

Мама никогда бы ее не простила.

– А что, если мне придется уехать из Ференвуда? – спросила Алиса, вдруг расчувствовавшись. – Как ты будешь тут без меня? Как справишься?

– Ничего страшного, – ответила мама, разглаживая подол передника и не отрывая от него взгляда. – Я уже несколько месяцев делаю запасы ягод.

Позже Алиса раздумывала, поняла ли мама, как сильно ранила ее в тот вечер. Она ответила на вопрос, который Алиса не задавала. Она думала, мама скажет, что будет по ней скучать, что ей будет горько расставаться с дочерью. Она вовсе не спрашивала про ягоды.

Только тогда Алиса поняла, как мало на самом деле нужна маме.

Она не имела никакого отношения к этому маленькому дому, где у нее даже не было собственной комнаты, а все ее пожитки пылились в подполе. Теперь Алиса отчетливо видела: мама не станет по ней скучать, пока у нее не кончатся запасы целебных ягод. Эта мысль наполнила ее страшным одиночеством. Отец бросил ее три года назад, а мама – в каком-то смысле – сейчас. Теперь Алиса осталась сама по себе, наедине с твердым знанием: что бы ни случилось дальше, она никогда не простит себе отказа от Сдачи. И до последнего дня жизни будет жалеть, что упустила единственный шанс переломить свою судьбу.

Значит, решено. Завтра она будет танцевать.

(А Оливер Ньюбэнкс может поцеловаться с дикобразом. Алиса прекрасно отыщет отца сама.)

Я и не думала, что в этой книге столько глав!

^Утро пришло на цыпочках – бесшумно проросло из горизонта серыми и золотыми побегами. Небо было раскрашено с величайшей любовью и тщанием, и Алиса выскользнула из дома, чтобы полюбоваться, как оно расцветет.

Теперь она сидела на вершине самого высокого холма, с которого был виден весь Ференвуд. Дремлющие дома сонно шмыгали трубами, выдувая мягкие облачка дыма; задернутые занавесками окна поблескивали в лучах солнца. Небо с землей обменялись первыми за день дарами: зеленые лезвия трав алмазно сверкали росой и потягивались, еще не до конца проснувшись, к рассветной выси. Пока бесцельно прогуливались по лугу пчелы, где-то пекся хлеб, птичьи трели обвивали стволы деревьев. Мир пах теплым фиалковым чаем, свежеумытым лицом и чем-то сладким. Алиса улыбнулась и подставила руки ветру.

Воздух был прохладным, но в тех местах, где его коснулось солнце, уже плыло весеннее тепло, и Алиса попыталась ухватить эти островки невидимого золота. Стоило девочке шевельнуться, как ее юбки вспыхнули отраженным светом. В животе заурчало, и Алиса, недолго думая, сорвала один одуванчик и сунула в рот.

Вот она и дождалась.

Сегодня ей предстоит состязаться со всеми двенадцатилетними ребятами в городе. Восемьдесят шесть подростков выстроятся перед Старейшинами, принося в дар Ференвуду свои таланты. Взамен они надеялись удостоиться задания, которое изменит их жизни и ход истории.

По правде говоря, получить его уже считалось большой удачей. В городе не принято было говорить о детях, которые оказались столь бесталанны, что Старейшины не рискнули поручить им никакого задания вообще. Ференвудцы предпочитали обсуждать лишь славные подвиги – и детей, которым предстояло их совершить. День Сдачи становился величайшим празднеством магии, и Алиса, которая отчаянно не хотела быть никакой, возлагала на него все мыслимые и немыслимые надежды.

Этот день возместит ей все, чего она была лишена долгие годы.

Девочка встала и бережно разгладила юбки. Каждый стежок наполнял ее законной гордостью. На самом деле, она впервые в жизни радовалась одежде.

Пусть даже ее никто и не видел.

Алиса покинула дом, когда мать и тройняшки еще спали. Ни приветствий, ни прощаний – лишь быстрый шаг через порог, отделивший Алису от ее прежней жизни. Это тихое утро могло оказаться последним, выпавшим на ее долю в Ференвуде, и Алиса хотела, чтобы оно принадлежало только ей.

«С днем рожденья меня», – подумала девочка. Теперь ей было ровно двенадцать лет.

Алиса запетляла по тропинкам, ведущим к городской площади: юбки зажаты в руках, браслеты на запястьях и лодыжках выводят собственную счастливую песенку. Эта дорога была у нее одной из любимых.

По обочинам, словно стражи, вставали зеленые побеги.

Сельдеревья, яблониковые кусты и заросли лайма ростом с нее саму дружно раскачивались в знакомом девочке ритме. Ноги пружинили в теплой мягкой пыли. Наконец сердце Алисы пропустило понятный только ей удар, и она остановилась как вкопанная, зарывшись пальцами ног в придорожную грязь и запрокинув голову к небу. Отсюда открывался прекрасный вид на площадь – вид, от которого у нее всегда перехватывало дыхание.