Раньше умрешь, раньше взойдешь - Ким Харрисон Страница 12

Я подняла глаза, когда свет на мгновение затмился, сквозь ослепительное солнце наблюдая за парой белых крыльев. С порывом воздуха Барнабас приземлился прямо перед нами, его карие глаза восхищенно сияли.

— Мэдисон! У тебя получилось! — воскликнул он, его крылья сложились за спиной прежде, чем исчезнуть. Шагнув вперед, он продолжил: — Я знал, что ты сможешь! Когда твоя мысль проникла в мою… я так тобой горжусь!

Но затем он заметил наши кислые физиономии:

— Что случилось?

Накита снова уставилась на небо:

— Ее сообщение для тебя отозвалось эхом в мыслях Хроноса.

— Он, скорее всего, объявится, — добавила я несчастно.

— Как? — Барнабас выглядел запутанным. — Его резонанс отличается от моего.

Глаза Накиты перебегали по всему полю.

— Они оба — хранители времени, — сказала она. — Ты не думаешь, что серафимы создали их так, чтобы они могли говорить между собой, если захотят?

— Я смотрела его глазами, — сообщила я.

— Святые ветра! — выругался Барнабас. — Ты ее скрываешь?

— Конечно, я скрываю ее, ты, сломанное перо! — отрезала Накита. — Но я уверена, он ощутил проблеск нашего местонахождения, прежде чем я поставила щит. Ты же почувствовал?

Барнабас скривился. Взяв меня за локоть, он потянул нас с дороги, почти в заросли кукурузы.

— Отлично. Мы улетаем, — сообщил он Наките. — Давай покинем это место, прежде чем он объявится.

Накита кивнула, и ее амулет сверкнул, когда она пожала плечами, раскрыв появившиеся крылья. Я стояла между двумя ангелами, одного с белыми крыльями, другого с черными, оба были обеспокоенными.

— Почему у меня вечно все получается неправильно? — спросила я, не ожидая ответа — когда я напугана, я очень словоохотлива.

Барнабас снова раскрыл крылья — они доставали до краев дороги.

— Нет четкого понятия правильного или неправильного, — сказал он, обнимая меня и приподнимая в воздух. — У тебя получилось, и теперь ты должна научиться фокусироваться. Как говорится, первый блин всегда комом. Я бы хотел, чтобы ты потренировалась прямо сейчас, но мы должны держать щит и над амулетом, и над разумом.

Ничего не ответив, я прижалась еще крепче к нему, вдыхая аромат подсолнухов и перьев. Хотя он и сказал, что все нормально, все же это будет моей виной, если Рон узнает о наших действиях.

— У тебя получилось, — сказал он, его рука скользнула вокруг меня. — Ты упорно старалась над этим навыком и теперь должна чувствовать радость.

— Спасибо, — проговорила я, чувствуя себя немного лучше, когда встала ему на ноги.

Но он не двигался. На самом деле ничего не двигалось — ни Барнабас, ни ветер, ни кукурузные стебли — я вздрогнула, ощутив, как что-то туманное касается моего амулета и требует его ответа.

Инстинктивно, благодаря множеству часов практики, я открыла внутреннее зрение, перемещая свой амулет между сосредоточиями времен.

"Настоящим" являлись мерцающие линии, простирающиеся к бесконечности. Здесь была моя душа, отсылающая мысли в будущее, потянувшая меня за собой, закрепляя меня в будущем моменте прежде, чем он станет текущим. Позади себя во внутреннем взгляде я видела мое прошлое, переплетенное с Барнабасом, Накитой и даже яркие серебристые мысли об Эйсе. Но это были не просто мои мысли, существующие в настоящем времени до обращения к амулету, как это должно быть. Там были и чужие.

Рон, подумала я в панике, проводя рукой по сосредоточию времен, разрушая нити его амулета, тянущиеся к моему.

Я открыла глаза. Весь процесс занял меньше времени, чем лопается мыльный пузырь.

— Барнабас? — Я задрожала, видя его руку, по-прежнему обнимающую меня. Я выскользнула из неподвижного захвата. Паника зарождалась между моими мыслями и действиями. Рон остановил время. Сын щенка.

Сердце колотилось, я обернулась в абсолютной неподвижности остановленного времени. Там, прямо посреди дороги, стоял Рон.

Рон не был высоким мужчиной, не намного выше меня, что неудивительно, так как он родился тысячу лет назад. Я думаю, рост его беспокоил. Кудрявые седеющие волосы когда-то были черными, и цвет лица тоже был темным. В глазах мерцало явное недовольство, и я подумала, не мерцают ли мои глаза также. На нем была та же белая одежда, которую я видела несколько минут назад в своей голове, типа туники греческого типа. Вид его, стоящего на расстоянии десяти футов от меня с потрясенным выражением, доставил мне удовлетворение. Возможно, он не ожидал, что я сломаю его захват так легко.

— Остановись, — сказала я, схватив свой амулет. Вряд ли бы он попытался сдернуть мой амулет, так как не мог его использовать, но мне, все же, было сложно отпустить теплый камушек.

Рон покосился на дорогу за мной.

— Мои поздравления, — сказал он. — Как и по поводу разрывания нитей моего амулета, так и изучения, как мысленно говорить с ним. Я знаю, это не Барнабас научил тебя. У него воображение дождевого червя. Серафимы? Может быть, ты могла бы использовать свой внутренний голос в следующий раз? Ты кричала.

Сарказм так и веял он него, и я протянула руку в предупреждении, когда он шагнул вперед. Резко остановившись, он положил руку на бедро, смотря на меня как на тявкающую собаку за забором.

— Что вы здесь делаете? Разве сегодня не школьный день?

— Это не твое дело, — ответила я, пятясь назад, поближе к Барнабасу и Наките. — Отпусти их.

Он улыбнулся. Я вспомнила, как верила в него.

— Ты не должна бояться меня, Мэдисон. Я не причиню тебе вреда. Серафимы убьют меня. Ты их будущая большая надежда. — Он покачал головой, почти насмехаясь надо мной. — Есть вещи похуже, чем боль.

Бьюсь об заклад, ты в курсе, что это за вещи, подумала я, всей душой желая, чтобы Барнабас и Накита меня поддержали. Черт побери, было странно видеть обоих в полном молчании. Внезапно меня осенило, я включила внутреннее видение, ища среди сосредоточия времен фиолетовое свечение Накиты и бриллиантовую зелень Барнабаса. Найдя их, я стерла все нити, связывающие их с амулетом Рона.

Почувствовав мое вмешательство, Рон выругался, и оба моих жнеца пришли в себя.

Волны возбуждения нахлынули на меня, и я зашаталась, с трудом удерживаясь на ногах, пытаясь разделить свое внимание между настоящим и будущим. Как только я отпущу свой щит, они будут заморожены снова.

— Оставь ее в покое, Рон! — закричал Барнабас, поддерживая меня, и я ощутила покалывание на своей ауре. Накита стояла между нами, и мне захотелось заплакать. Я освободила их! Я не была совсем беспомощна, в конце концов, даже если Барнабас удерживал меня от падения.

— Дело не во мне, — мрачно сказал Рон, — просто она еще не слишком хорошо знает то, что пытается сделать.

Барнабас крепко держал меня, и я постепенно вернула баланс тела.