Красное смещение - Евгений Гуляковский Страница 12

Княжеский терем, один из немногих каменных домов в деревянном граде, расположился на возвышении, укрывшись за дополнительным земляным валом и рвом, наполненным водой.

Из многочисленных бойниц на клетях, охранявших мост, выглядывали любопытные лица часовых. Не каждый день в град доставляли чародеев.

Владислав стоял в высоких сенях, опершись о перила и распахнув кафтан из византийского сукна. У дверей в горницу нерешительно переминались двое стражей с секирами на плечах, не решаясь подойти ближе к князю, как того требовал сотник, усиливший охрану после второго за этот год покушения на светлейшего.

Владислав думал о том, что его давнишняя мечта захватить одного из могущественных волшебников, отхвативших в свое полное распоряжение порядочный кусок на севере княжества, возможно, осуществилась, хотя до конца он в это не верил, несмотря на известие, принесенное гонцом задолго до прибытия отряда.

Настоящий маг не мог попасть в руки Флорина так просто. А чтобы он сам, добровольно, согласился стать княжеским гостем — это уж и совсем трудно представить.

Крепость, в которой жили эти таинственные существа, окруженная невидимой стеной, стояла в Анаварских лесах с незапамятных времен. Летописи первых варяжских походов уже упоминали о ней. Но сами маги объявились недавно, и с тех пор Владислав мечтал поставить на службу своим планам их могущественную силу. Иногда в своих мыслях он заходил далеко и пытался представить, что случится, если удастся поссорить магов с Манфреймом главным врагом всех русичинских племен.

Владислав мечтал об этом с тех самых пор, как жребий покинуть отчий дом пал на его собственную дочь…

Каждый год Манфрейм забирал в свой замок одну из русичинских девушек, и об их дальнейшей судьбе ничего не было известно… Таков позорный договор, подписанный еще Ливатой Смелым, такова дань, такова цена бесславного поражения в единственной битве, состоявшейся между Манфреймом и русичами двести лет назад.

Впрочем, раньше Владислав не считал договор таким уж позорным. Многие племена выбирали себе невест у соседей, в том числе и русичи. Но родители тех девушек, которых Манфрейм забирал в свой замок, никогда больше не видели своих дочерей… И он готов был мириться с этим до тех пор, пока дело не коснулось его собственной дочери.

Когда же это случилось, он отдал приказ своим лучшим воинам захватить одного из магов, чтобы хоть чуть-чуть приподнять завесу тайны, окружавшую Анаварский лес. Он сделал это не только из-за судьбы Брониславы… Если и была на их земле сила, способная противостоять бессмертному Манфрейму, то она находилась именно в крепости магов, владевших огненными мечами, рассекающими скалы… Иногда маги появлялись в городе, веселились в трактире, развлекались с дворовыми девками, но никогда не соглашались добровольно посетить его терем.

А сейчас, перед предстоящей большой войной с кочевниками, ему нужны были могущественные союзники. Однако во всем, что касалось магов, законы людей не имели силы, и он никак не мог найти способа подобраться к ним поближе. Дары отвергались, ни в какие переговоры маги вступать не желали и всегда ускользали из засад, каждый раз примерно наказывая его воинов за дерзость. Как бы не обернулось бедой и нынешнее дело…

Но, скорее всего. Флорин просто ошибся. Встретил какого-нибудь лесного бродягу, их тех, что десятками слетаются как стервятники отовсюду, едва запахнет большой войной…

Снизу из подворья донесся до князя, густой аромат ржаного хлеба и звон серебряной посуды, борянские девки, готовившие княжеский стол к обеденной трапезе, шастали по нижнему двору от подвала к терему с подносами в руках, словно невзначай высоко задирая подолы. Стольничные, подавалы и прочий мелкий люд, коему было положено присутствовать у князя на трапезе, уже спешили из нижних дворов поближе к терему.

Бездельников и прихлебал не перечесть — гнать бы их всех, да нельзя китежское княжеское застолье должно быть не хуже новгородского. А сколько добра переводится впустую! Да ладно бы только за столом, а спальничные, одевальные… А дружина? Вся гвардейская сотня токмо и может, что подпирать столбы в княжеских хоромах.

Раньше было не так! Раньше каждый человек своим трудом добывал пропитание, одежду, кров и еще платил десятину городу для содержания дружины. А если это добро тратили неправильно, то городское вече строго спрашивало со старосты.

Потом появилась княжеская десятина, церковная — и пошло, пошло…

Может быть, с непомерной жадности, с призрачного блеска византийской роскоши, затмившей русичам глаза, и началось медленное, не сразу заметное разложение всего государства Киевского? Началось с того рокового дня, когда великий князь Владимир раздал вотчины своим отпрыскам. Возможно, и еще раньше, возможно, все случилось в тот день, когда поплыло по Днепру отвергнутое тело старого бога…

Тысячу лет несчастий предрекли волхвы за святотатство, так, может, оно началось, это черное тысячелетие?..

Владислав видел, как медленно, незаметно, откуда-то из потаенных глубин пробивается на поверхность зло, упорно отращивая свои ядовитые ростки день за днем… И не в том дело, что усилился разбой на дорогах, а поборы и взяточничество прочно свили свое гнездо в палате писцов, а в том, что озлобились и ожесточились люди, потерявшие веру в своих князей. Ложь как ржавчина начала разъедать больное тело государства, подготавливая почву для новых зловещих ростков.