Повод для паники - Роман Глушков Страница 12

Сосед вдруг спохватился, хлопнул себя по лбу и снова рассыпался в извинениях:

– О, любезный капитан, вынужден снова просить у вас прощения, я ведь не представился: Наум Исаакович Кауфман. Конечно же, для вас, как для друга, – дядя Наум. К сожалению, не имею чести знать ваше полное имя…

– По закону мне не положено носить отцовскую фамилию, – признался я. – Я – незаконнорожденный.

– Вот оно как!.. – Теперь настала очередь Наума Исааковича ощущать неловкость.

«Сам напросился», – злорадно подумал я, зевая в ожидании извинений, которые, как и предполагалось, последовали незамедлительно.

Кауфман мог бы и не извиняться, поскольку, говоря начистоту, обидного в статусе незаконнорожденного было мало. Закон о регуляции числа населения планеты был принят задолго до моего рождения, и я не виноват, что мой неизвестный папаша решил завести себе внебрачное дитя. Хотя случилось так, что крайним оказался все-таки я: интернат Гражданского Резерва и пожизненный запрет на ношение отцовской фамилии – не слишком приятные воспоминания о детстве.

До совершеннолетия у меня и вовсе не было имени. Лишь порядковый номер. Это уже потом, перед выпуском и распределением, когда мне предложили выбрать любое приглянувшееся имя, я выбрал это интернатское прозвище, данное мне за грубый, не соответствующий ребенку, голос. Выбрал будто в отместку, даже не взглянув на тысячи предложенных вариантов, хотя раньше прозвище Гроулер не особо мне нравилось. Зато в отличие от прочих, гораздо более благозвучных и красивых имен, я успел с ним сродниться.

– Право слово, хотелось бы как-то загладить перед вами мою жуткую бестактность… – потупив глаза и нервно тиская в руках свою антикварную вещицу, подытожил дядя Наум.

– Да никаких обид. Забудьте, Наум Исаакович, – отмахнулся я, поморщившись. Все хорошо, когда в меру. Извинения – не исключение.

– А знаете, молодой человек!.. – встрепенулся Кауфман. – Милости прошу к нам на обед! Сегодня у нас, замечу вам, потрясающая жареная курочка. Нет, правда, заходите! Мы с Кэрри будем рады. Так ведь, Кэрри? – крикнул он, обернувшись. – Мы же будем рады нашему дорогому соседу, капитану Гроулеру?

Я не расслышал, что ответила скрывающаяся в доме Кэрри. Однако судя по тому, что глазки Наума Исааковича виновато забегали, а на лице появилась натянутая улыбка, госпожа Кауфман не горела особым желанием принимать гостей.

– Ай, не слушайте ее, молодой человек, она таки вас немного стесняется и к тому же сильно напугана всеми этими взрывами, – поспешил заверить меня дядя Наум.

Меня заинтриговало не само радушное приглашение, а наличие у дяди Наума жареной курочки – факт, не поддающийся никакому логическому осмыслению и посему больше похожий на обман. Хотя… Я повел ноздрями: и правда, пахло очень вкусно и именно жареным мясом.

– Но откуда… – начал было я, обведя рукой безжизненную округу, однако Кауфман предугадал вопрос, хитро подмигнул и загадочно сообщил:

– Молодой человек, я открою вам эту страшную тайну, только если вы примете мое приглашение. Прошу вас, уважьте старого человека и присоединяйтесь к нашему скромному столу. А перед этим сделайте доброе дело и помогите мне открыть дверной замок.

Дядя Наум, конечно, мог бы справиться и сам, но слишком уж долго придется возиться…

Нежелание идти в гости к чудаковатому Науму Кауфману напрочь истребил запах жареной курицы. Правда, было неудобно появляться в гостях без подарка, но за пивом я возвращаться не стал. Да и плохой это был подарок для визита в обитель культурных людей.

Деревянная дверь архаичного особняка Кауфманов запиралась на современный войс-блокиратор, также открывающийся лишь после опознания голоса хозяина через «Серебряные Врата». До меня наконец дошло, почему на окрестных улицах столь малолюдно. Кризис случился, когда подавляющая часть жителей нашего мегарайона спала. Так что в настоящий момент все они сидели взаперти и терпеливо ожидали чуда. И только самых непоседливых, вроде меня, госпожи Линдстром и дяди Наума, зов свободы заставил искать пути для бегства из замкнутого пространства собственных домов, волею обстоятельств лишившихся выходов. Неизвестно, как выбралась наружу Гертруда, но Наум Исаакович явно оказался самым хитрым из нас. За него всю тяжелую работу по высвобождению из ловушки выполнил гость, чьи ноздри возбужденно трепетали в предвкушении обеда.

Треснувшая от удара кулака деревянная крышка пивного бочонка ввела меня в заблуждение относительно непрочности этого редкого материала – дерева. Дверь особняка Кауфманов даже не собиралась обращаться в щепки под натиском кулаков. Потерев отбитые костяшки и безрезультатно подергав дверь за приделанную к ней рукоять – полный атавизм, но Наум Исаакович, похоже, был без ума от подобной экзотики, – я растерялся. Пинать ногами такую красоту было как-то не по себе. В отличие от безжизненного полимера, хитросплетения древесных волокон выглядели натуральной живой тканью. Редкие глазки почерневших от лака сучков смотрели на меня с немым укором, будто молили одуматься и не совершать злодеяние…

– Ну же, молодой человек! – прокричал из-за двери Кауфман. – Ломайте, не бойтесь! Для вас ведь это так просто! Учтите: обед стынет!

– Отойдите подальше, а то зашибу, – потребовал я, отступая на несколько шагов для разбега. Хитрый Наум Исаакович знал довод, который избавит меня от сомнений.

Верх неприличия – входить подобным манером к незнакомым людям (да и к знакомым, в общем-то, тоже), – но раз уж те сами попросили… Выбитая ногой дверь влетела в прихожую и грохнула по полу. Заклинивший блокиратор так и остался болтаться в дверном проеме вместе с отщепленным куском двери. Выдирать замок из стены я уже не стал – это было попросту бесполезно. Перескочив по инерции через порог, я остановился посреди просторной прихожей, застеленной пушистым ковром, усыпанным щепками от выломанной двери.

Наум и Каролина Кауфманы испуганно взирали на меня из дальнего угла коридора. Одно дело наблюдать за злобным Гроулером с верхнего этажа, и совсем другое – когда этот тип, обладающий харизматической звериной внешностью, возникает прямо перед тобой после того, как разнес в щепки входную дверь. «Ваше место – в вольере для хищников!» – сказали мне однажды поборники «реал-технофайтинга с человеческим лицом». Судя по взглядам Кауфманов, они думали обо мне в том же ключе.

Мне представилась возможность познакомиться с остальными членами семейства дяди Наума. Точнее, с Каролиной Кауфман, которая оказалась вовсе не женой Наума Исааковича, как я ошибочно предположил, а была его дочерью: довольно привлекательная молодая особа с черными кудрявыми волосами до плеч. Все, что я до сего момента знал о ней со слов отца, так это то, что она была стеснительна и не любила принимать у себя незнакомых гостей. Неизвестно, что подразумевал под стеснительностью ее отец, но я почему-то представлял стеснительных девушек немного иначе. Румянец скромности на лице Кэрри разглядеть было сложно не потому, что девушка обладала смуглой кожей, – он там попросту отсутствовал. Когда же у Каролины прошел испуг, она уставилась на меня со снисходительностью терпеливой мамаши, чей озорник-сынишка учинил очередное хулиганство. «Мамаша» словно решала, следует ли портить себе нервы и устраивать шалопаю взбучку, если проку от этого все равно не будет. Кого и стеснялась дочурка Наума Исааковича, так, вероятно, только папу, но точно не меня.