Слушаю и повинуюсь - Мария Сакрытина Страница 12

– Шайтан бы тебя забрал! Сначала играть научись, потом струны терзай, – сонно пробубнили рядом.

Амин вздохнул и, опустив голову, покосился на степенно шагающего справа верблюда. На верблюде – чужом, выпрошенном у кого-то из торговцев – покачиваясь, ехал закутанный в хаик Валид. И монотонно критиковал горе-музыканта, который все равно ничего, кроме рабабы не слышал.

А вот Амина раздражало. Все, начиная от непрекращающейся весь день жары до песка, забивающегося где можно и где нельзя.

И есть ведь такие счастливчики, которых волнует только игра какой-то рабабы!

– Ну что за ноту ты взял, шайтан, – сонно бубнил мальчик.

В подобные моменты Амину хотелось спустить его с верблюда на землю и заставить идти до заката пешком. Тогда бы живо перестали волновать все рабабы мира.

Но Валид, первым же утром вкусивший прелести путешествия по пустыни, быстро подыскал себе более удобный способ передвижения. Первой его идеей, правда, было ехать верхом на Амине – дескать, это не он царевны ради невесть куда тащится, так зачем бедному ребенку страдать?

От чего ребенок сейчас страдал, так это от безделья – поэтому дремал сутки напролет, разве что время от времени спрашивая, когда они дойдут до Весты – города в устье двух полноводных рек – Бадры и Атаны.

Амин же спрашивал себя, кто будет платить за верблюда, когда до города они все-таки дойдут…

Пустыня становилась терпимой, только когда садилось солнце, – и Амин уже понимал, почему кочевники поклоняются скорее месяцу-Вадд, чем Аллат. От жаркой богини солнца они ничего хорошего не видели.

Останавливались обычно в оазисах или у известных только бедуинам колодцев. От холодной воды сводило зубы, но Амин пил, захлебываясь, – как и верблюды. И все равно потом мечтал о фонтанах, теперь прекрасно понимая, почему и у людей, и у зверей при виде источника на бахрском рынке загорались глаза.

Валид слонялся рядом и канючил сладости. Периодически они мальчишке даже перепадали – от сердобольных торговцев, купившихся на жалостливую детскую мордашку.

– Скря-а-ага, – бурчал мальчишка, если получал от ворот поворот.

Амину он говорил то же самое. Но тратить на такую ерунду деньги юноша не желал, даже если приходилось выслушивать бесконечное нытье.

А ныть мальчишка умел. И еще совершенно не был приспособлен для путешествий.

– Какой же из тебя путешественник, – ворчал Амин, отшвыривая от визжащего мальчика скорпиона, – если ты даже такой мелочи боишься.

– Я не боюсь! – пищал Валид. И подпрыгивал от ужаса, если Амин шутливо подгонял скорпиона к нему. – Прекрати!

Скорпион бежал, Валид – тоже, но в другую сторону. Да так, что пятки сверкали. И мог пропасть до следующего утра, обнаружившись в компании какого-нибудь пьяного торговца или его слуг, которые до этого мальчишку угощали.

Вот только вечером неизменно находился рядом с Амином, изводя нытьем и капризами. Поэтому когда солнце село, а мальчик вместе с верблюдом вдруг куда-то слинял, Амин забеспокоился: либо очередная каверза, либо… ну не мог же несносный мальчишка потеряться по дороге! Это сложно – караван большой… если только совсем заснул и свалился с верблюда… но тогда тот бы все равно шел рядом…

Амин бесцеремонно бегал от костра к костру, беспокоя отдых уставших караванщиков, расспрашивая про мальчишку. Пока не услышал:

– Эй, ибни, твоего сорванца не Валидом зовут?

Высокий пожилой бедуин (с красно-белым платком-куфией, прикрывающим седые волосы и отчасти – морщинистое, обожженное солнцем лицо) щербато улыбнулся.

– Идем, отведу.

Конечно, мальчишка уже напросился кому-то в шатер «в гости». И только Амин хотел его увести, как возмутился не только «сорванец», но и хозяева – о гостеприимстве бедуинов ходили легенды. Рассказывали, что сам месяц-Вадд порой спускался к пустынникам – испить чашечку горького ароматного кофе. Оттого и была ночь так благосклонна к кочевникам – намного приветливей, чем сестра Вадда – яркая Аллат.

Бедуин, в чей шатер забрался Валид, путешествовал с тремя детьми, младший казался ровесником Валида. «Пусть их», – наливая Амину кофе, улыбался бедуин.

Амин со вздохом согласился и попытался поддержать разговор хозяина и пришедших к нему друзей. Но любая речь в конце концов сводилась к верблюдам, а в них юноша не понимал ничего.

– Что это у тебя?

Амин вздрогнул, поняв, что задремал во время очередного рассуждения о том, какая верблюдица лучше.

Один из гостей, до боли напоминающий хозяина шатра – видать, родственник, – указывал на выглядывающую из-за пояса юноши джамбию.

Амин нехотя достал кинжал.

Бедуины восхищенно затараторили, перейдя на свое наречие. Клинок пошел из рук в руки. Добрался до хозяина.

– Сталь древних! – восхищенно причмокнул пожилой бедуин. – Сокровище у тебя, ибни, береги его. Говорят, сталь древних – дом для джинна…

Детвора, крутившаяся неподалеку, тут же насторожилась. Зашуршала тихонько: «Расскажи, расскажи», – предвкушая интересную сказку.

Кочевник улыбнулся, отдал джамбию Амину и смилостивился.

– Ну хорошо. Слушайте…

Амин снова задремал, уплывая в уютном аромате кофе. Рядом примостился Валид, положив голову юноше на колени и тихонько посапывая во сне.

– …Так же мариды, – раздавалось сквозь дрему, – вторые по силе из джиннов. Больше всего они любят загадывать загадки и если смогут запрыгнуть на плечи, то свесят уродливые ножки. И так их не скинешь…

Восхищенно-завороженно ахали дети, наверняка не раз и не два слышавшие эти истории.

– …или любимое дитя Аллат – солнечная птица Анка, птица-совершенство, – Валид завозился, и Амин на мгновение вынырнул из дремы. – Нет для нее ничего важнее, чем потомство, за украденных детей жестоко мстит Анка…

Валид зевнул, напомнив забавного, еще не продравшего глаза котенка.

Тихая, незаметная женщина подлила в чашку юноши кофе, и Амин не удержался, потянулся. Аромат с резкой «перчинкой» чуть взбодрил.

– …Но нет никого прекрасней хумай, желанием именуемой. А так это потому, что желанна хумай каждому, и потому, что исполнит она любое желание…

– А как поймать ее? – спросил кто-то из детей.

Амин, улыбаясь, осторожно глотнул горячий напиток. Поймать хумай… Джинны жили рядом, богов видели все – как видели солнце и луну. Но хумай была так же призрачна, как и любая мечта. Бывший практичным Амин считал, что не имеет роскоши верить в нечто настолько эфемерное. Да даже и существуй такая птица, проблем с ней, наверное, не оберешься…

– Никому не дастся в руки птица-желание, – тоже улыбнулся бедуин, потрепав по волосам младшего сынишку. – Суть ее – свобода. Однажды месяц-Вадд, плененный красотой чудесной птицы, предложил ей стать его женой. Но хумай лишь рассмеялась в ответ – даже желания бога не всегда выполнимы. Не хочет быть связана хумай – ничем. Но рассказывают, – понизил голос караванщик, – что как-то раз прекрасный юноша-колдун смог найти хумай и даже забрать драгоценное перо из ее хвоста. И так он был хорош собой, и смел, и умен, что пленил птицу-желание. Хумай осталась с ним и пела только для него. И умер тот юноша счастливейшим человеком…