Метро 2033. Ниже ада - Андрей Гребенщиков Страница 12

— Светик, ну чего ты к человеку пристаешь? Видишь, мы заняты, то бишь, дела у нас. Мы сейчас с Ванечкой прогуляемся немного, а потом он твою любознательность девичью обязательно удовлетворит.

При этих словах Иван умудрился, наряду с прочими напастями, еще и густо покраснеть.

«Совсем раскис парень» — одновременно подумали Живчик и Света. Однако повели себя совершенно по-разному. Первый вознамерился встряхнуть друга и увести за собой, а вторая бросилась добивать «раненого»:

— Иван! Ты обещал мне рассказать «страшную тайну»! Сегодня. Мужик ты или нет? Кто слово будет держать?

Последний гвоздь в гроб был вбит, и наступила тяжелая, гнетущая тишина.

Федотов судорожно соображал, как «вывести пацана из-под удара», коварная девушка, изрядно потешавшаяся над происходящим, с трудом сдерживала себя от смеха, а Мальгин… Мальгин уподобился камышу на ветру, с отсутствующим видом раскачиваясь из стороны в сторону и ни на кого не глядя. Немая сцена затягивалась.

Первой не выдержала Светлана и рубанула с плеча:

— Я иду с вами.

Споры были недолгими и абсолютно бесполезными. Кроме своей необычной, неподходящей для подземного мира красоты, эта девушка была известна непоколебимым упорством и крутым нравом. Любой на Ботанической знал: с этой спорить — себе дороже.

На поиски третьего комплекта защитной одежды ушел еще час. Живчик благоразумно увел Светлану с собой («Поможешь мне с радкостюмом»), подальше от Ивана, в тайной надежде, что последний воспользуется ситуацией и сбежит. Однако по возвращении дозорный был обнаружен на том же месте и в том же коматозном состоянии.

* * *

Так плохо Ивану было единственный раз. Три года назад.

Он все тогда видел и все понимал, однако отказывался принимать, верить и жить с этим… Его любили на станции — одного из первых рожденных После.

Долгие годы после Катастрофы на Ботанической никто не рождался.

Когда все случилось, по какой-то неизвестной причине еще несколько долгих лет никто на Ботанической не мог завести ребенка. Не получалось. Люди уже отчаялись было, когда на свет появился пышущий здоровьем Костик, немедленно ставший всеобщим любимцем и этой любовью сильно избалованный. А через год родился Ваня. Его мама умерла при родах, да и сам он едва не отправился за ней.

Выхаживать слабенького ребеночка опять помогала вся Ботаническая. Сталкеры несколько раз поднимались на иссушенную в ядерном мареве землю, чтобы найти нужные лекарства. Рискуя жизнью, на Ботанику пробирались самые важные люди нового времени — врачи. Среди них и его будущая крестная, неонатолог тетя Галя…

Однако родной человек был у Вани всего один. И когда этот человек стремительно, на глазах угас, Иван закрылся — от окружающих, от горького знания, от неумолимо надвигающегося одиночества. Он не плакал на отпевании, которое проводилось на коммунистической станции в первый и, наверное, последний раз, держался, когда склонился над дедом и стиснул его холодную — теперь такую чужую, лишенную тепла — руку. Не было слез, когда любимого человека накрыла простыня и какие-то люди предали тело огню…

Все пришло позже — соленая, терпкая влага, отчаяние, ощущение потери. Пришло и оглушило звенящей пустотой.

Ваня никогда не знал мира До — ему не было дела до того, что было Раньше. Причитания старых людей об ушедшем никогда искренне не трогали мальчика: нельзя сопереживать тому, чего не понимаешь и даже не представляешь. Но теперь он стал одним из тех, кто навсегда что-то утратил, и вселенная, обычно такая милосердная к нему, перевернулась.

Три года — огромный срок для Метро. Постепенно пустота исчезла, заполнилась заботами, новыми переживаниями и впечатлениями. А потом пришла Любовь — первая, настоящая, единственная, и мир снова улыбнулся Ваньке.

Пережить все снова? Утратить ориентиры и цели? Сейчас все вновь рухнет и что ждет его по ту сторону признания? Опять ужасная, выжигающая душу боль? Туннельная чернота внутри, без места надежде и желаниям? Может, правильнее безответно любить на расстоянии, пусть мучительно и глупо, но зато ощущать хоть что-то!

Иван не был готов кардинально изменить с таким трудом обретенный баланс в жизни, ту причудливую гармонию с самим собой и миром, что достигалась с огромным трудом в последние годы. Все, что угодно, лишь бы не услышать в ответ ее нервный, слегка удивленный смех и убийственное «Нет».

«Никакого признания не будет». Решение было категоричным, «железобетонным», совсем не в духе мягкого Ванечки, но оно принесло неожиданное облегчение. Пелена спала с глаз — он увидел друзей и широко улыбнулся:

— Ребят, извините, задумался, вспомнил кое-чего. Светик, ты меня прости, я подшутил над тобой, нет никакой страшной тайны. Отомстил за тот твой розыгрыш со «съедобными» камушками, из-за которого чуть без зубов не остался.

* * *

Теперь вроде бы никакого смысла подниматься на поверхность для Ивана не было. Живчик заманивал его наверх под предлогом посещения ювелирного магазина, «где можно подыскать подарки для Светика, а то, глядишь, и обручалка сыщется».

Идти за кольцом в компании с той, кому оно предназначено, — не слишком хорошая идея. Да и понадобится ли когда-нибудь этот подарок?

И к чему тогда теперь подниматься? Чтобы исследовать этот страшный Живчиков «Саркофаг»? Но, прежде чем Ваня успел сказать «Ну, пойдем тогда в метро, Свет?», Костя встрял:

— Что за задание, мы с Мальгиным тебе сказать не можем. Опасное и очень секретное. Ты, Свет, не ходила бы, а?

— Еще чего! — сжала кулачки Светка. — Ты издеваешься надо мной, что ли? А зачем костюм мне искал? Я точно иду! Скажи ему, Вань!

И одного ее взгляда хватило, чтобы Ваня сломался, немедленно забыв о своей решимости никуда к чертям не ходить.

— Да… Костян… Мы все вместе пойдем. — Он принял мужественный и решительный вид.

— Ну ладно, ладно, — делано вздохнул Живчик и отвернулся, чтобы спрятать дьявольскую улыбочку.

Конечно, как тут Ваньке отказаться от похода? Как не покрасоваться в глазах несостоявшейся будущей невесты, не поучаствовать с ней в общем приключении? Или показаться трусом, передумавшим в последний момент?

Все мысли вновь крутились вокруг красавицы Светланы, ведь «казнь» была отсрочена, а то и вовсе отменена. В голове просветлело.

Глядя на девушку, дозорный думал: «Смогу ли когда-нибудь отказаться?» Существовал один-единственный ответ… Ее стройная, миниатюрная фигурка в безразмерном защитном костюме выглядела так умилительно, что Мальгин не смог сдержать растроганной улыбки, за что тут же был обожжен разъяренным взглядом — Света, такая очаровательно-дикая в своей ярости, все еще злилась и даже успела немного поколотить «идиотского шутника» своими острыми кулачками. Конечно, девушка не поверила ни единому его слову, но выбить «страшную тайну» из вывернувшегося негодяя больше не могла, отчего разъярялась еще сильней.