Еще один шанс... - Роман Злотников Страница 12

В этот момент дверь отворилась и на пороге появилась Суюмбике в сопровождении еще трех мамок, держащих в руках чугунки, миски и глиняные кувшины типа крынок. Сама же Суюмбике кроме этого несла еще и набор металлической посуды, судя по всему серебряной. Поскольку я считался больным, кормили меня прямо здесь, в спальне… ну или как это тут сейчас называется. С питанием тоже было все непросто. Во-первых, за все семь дней, что я тут торчал, в меню напрочь отсутствовала картошка, а также помидоры. Хотя само меню было сплошь вегетарианским. Впрочем, это было объяснимо. Если сегодня — Пасха, значит, до нее был Великий пост. Я бросил взгляд на стол. Ага, яйца и кулич присутствовали, значит, я все понял или, вернее, вспомнил верно. Но отсутствие помидоров пост не объяснял. Не созрели еще? А солить и мариновать пока не научились? Да глупости. Огурцы и капусту научились, а с помидорами — пролет? Или они, как и картошка, тоже происходили из Южной Америки и просто еще сюда, в Россию, не добрались? Не помню… Во-вторых, в меню было довольно мало жареного. Зато каш и тушеного было немерено. А также похлебок и квашеного, от банальной капусты до яблок и репы. То есть это я только говорю «банальной». Да вы такой капусты в жизни не пробовали! Это просто праздник какой-то, а не квашеная капуста! Уж я-то знаю… Впрочем, местных поваров я тоже мог бы кое-чему и поучить. Скажем, в области щей… а может, и нет. Я же пока не знаю, какие ингредиенты им доступны. Мне смутно припоминается, что в Средние века пряности ценились на вес золота. Если сейчас — так, то, к сожалению, придется обходиться без перца. А вот хрена! Я, чай, царевич, могу себе позволить!.. Так что, может, у поваров того, что надо, просто нет, вот и обходятся чем есть… ладно, это пока задача не первоочередная. Да и не задача вовсе, а так, если походя занесет, тогда и посмотрим…

Между тем для меня закончили сервировать стол. Отлично! Скоромное тоже имеется. К тому же все время до этого Суюмбике кормила меня сама, с ложечки, как болезного, так сказать, а с сегодняшнего дня, выходит, меня переводят в статус выздоравливающего. Можно попировать в свое удовольствие. Я покосился на мамок и, отбросив одеяло, скинул ноги с кровати. Судя по количеству блюд, меня ждал праздничный пир. Ну да, Пасха же…

— Постой, царэвич, — придержала меня Суюмбике, — нэ торопись! Нэгожэ без молитвы к столу садиться. Сэйчас твой духовник отэц Макарий прийдэ, исповедуэшься, молитву сотворишь…

А я почувствовал, как внутри у меня все похолодело. Вот так и палятся люди. Ну как я могу сотворить молитву, если ни одной не знаю?! А чем это мне может грозить в этой предельно религиозной и пронизанной суеверием среде, где дьявол и бесы не нечто отвлеченное и метафизическое, а совершенно реальны и таятся вон, вон там, в углу, и ждут только малейшего шанса, чтобы оседлать и захватить любого… Я замер, лихорадочно прикидывая, что можно предпринять. Но в этот момент дверь распахнулась, и, к моему облегчению, на пороге появился дядька Федор, тот самый «херр Тшемоданов», который, как я уже установил, являлся моим наставником и доглядчиком. Если он успел переговорить с отцом… успел, по глазам видно. Так что появление в моей комнате худого священника со строгим лицом уже не вызвало у меня такой уж сильной паники. Тем более что в его взгляде явственно читалась жалость. Похоже, дядька Федор успел ему рассказать о моем горе.

Священник подошел к моей кровати, осенил меня крестным знамением и протянул руку, которую я, причем совершенно инстинктивно, на автомате, поцеловал.

— Выйдите все, — коротко бросил священник и, дождавшись, пока мы остались совершенно одни, присел рядом и погладил меня по голове. — Слышал, сыне, о твоей печали, — ласково начал он. — Что, совсем ничего не помнишь?

— Не совсем, батюшка, — отозвался я. — Кое-что помню хорошо, но сего мало, немного больше помню смутно, а по остальному — как в тумане все. Кое-что — угада, а так…

— И молитв не помнишь?

Я в ответ только вздохнул. Священник задумчиво кивнул, а затем снова осенил меня крестным знамением. Но этот жест был уже не тем, что в первый раз. В тот раз он был привычным, ну вроде того как мы протягиваем руки, здороваясь. На этот же раз его крестное знамение больше напоминало этакий тест, проверку, типа, а ну как то, что сидит сейчас перед ним в облике царевича, заревет, засвистит да и отшатнется от Христова знака. Но я отреагировал спокойно. Священник удовлетворенно кивнул и, поднявшись на ноги, поманил меня к углу с иконами. Я послушно последовал за ним. Опустившись на колени, священник указал мне место рядом и сказал:

— Повторяй за мной, сыне…

А все-таки есть, есть эта глубинная, сцепленная с телом память. Знаете же, бывает так, что вроде как ты абсолютно не помнишь ни слова, но стоит кому-то произнести некую ключевую фразу, и все, дальше ты уже продолжаешь ее на автомате. Например, после фразы: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» сто процентов из ста совершенно точно продолжат: «Москва, спаленная пожаром, французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся Россия про день Бородина!» А если просто попросить человека вспомнить хоть что-нибудь из Лермонтова, то многие будут просто хлопать глазами и молчать. Вот и сейчас, стоило отцу Макарию произнести:

— Отче наш, иже еси… — как из меня полилось.

Причем, как я припомнил, чему-то подобному меня учили и в том, моем времени. Но там я не дал себе труда запомнить это. А здесь из меня лилось и лилось, бойко, привычно… и рука сама собой в нужный момент совершала крестное знамение, и спина сгибалась, когда надо было отвесить земные поклоны Спасителю. Складки на лбу отца Макария расправились, и он одобрительно кивал, вслушиваясь в тонкий детский голосок. Не успел я закончить одну молитву, как священник начал другую, и я тут же продолжил и ее. Я точно знал, что уж эту-то никогда не учил, но слова лились из меня потоком, и не просто лились, а возникали и оставались в памяти. Так что повторить эту молитву, к тому же с любого места, мне уже не составляло особенного труда. Да если то, что знал и умел этот пацан, будет восстанавливаться так просто, не сглупил ли я, рассказывая отцу о своей временной потере памяти?.. Да нет, не сглупил. Страшно подумать, что бы было, если вдруг внезапно обнаружилось бы, что царевич не знает молитв. А так и было бы, если бы отец Макарий не пришел мне на помощь и не начал молитву сам. И то, что я царевич, меня не спасло бы. Эк он меня крестным знамением тестировал.

— А не вижу я, сыне, что ты что-то забыл, — удовлетворенно произнес священник, когда я оттарабанил третью молитву подряд.

— Забыл, батюшка, — вздохнул я, — как есть забыл. Токмо, едва вы начали, как оно само из уст полилось. Сразу все и вспомнилось. И такое облегчение в душе стало…

Тут я почти и не врал. Действительно, едва мои губы начали шептать молитву, как все тело охватила сладкая истома. Ну типа когда я возвращался домой с какой-нибудь тяжелой, нудной, но необходимой встречи, скажем, со стрелки с ребятами Пугача, с которым у меня в конце девяностых очень большие напряги были, да еще состоявшейся в гнусную погоду и в очень поганом месте, сдирал с себя грязную и мокрую одежду и плюхался в горячую ванну. Вот так и здесь мне почудилось, будто все неприятности и подлости внешнего мира сползают с меня, как грязь под струей горячей воды. Странное, скажу я вам, ощущение и очень необычное… Черт, может, в этой вере действительно есть нечто сильное, и она не просто сказочки для бедных и слабых, как я раньше считал? Или для того, чтобы она так на человека действовала, надобно, вот как этот мальчик, в теле которого я находился, изначально расти в ней? Это ж как же мы в нашем времени себя изуродовали-то? Брр…