Преследуя восход - Майкл Роэн Страница 12

Это место…

Всего два дня назад оно бы мне понравилось. Возможно, я бы даже зашел взглянуть, что представляет из себя этот диско-клуб; он выглядел стильным и современным. Разумеется, от этого коктейли не стали бы менее обжигающими, а дурацкие удары музыки — менее оглушительными. Зато публика была бы там словно размытой, и не было бы необходимости разговаривать. Глаза в глаза, тело к телу — все просто: никаких избитых фраз, показного внимания, привычной лжи. Тем, кто приходил туда, так это нравилось: короткая, потная, бессонная ночь, размазанный грим и животные запахи, а если все пойдет как надо — завтрак вдвоем. С девушками, которые раздеваются первыми, такие вещи проходят лучше всего; это я давно заметил. Координатами обменивались легко, без всяких обязательств, между поцелуями; впрочем, не было никакой необходимости звонить еще раз. Это была не любовь — ну так что же? Любовь — это не для каждого. Во всяком случае это было честно и никому не причиняло боли.

Но сейчас от одной мысли о таком месте и обо всем, что ему сопутствует, мне стало тошно. Уже один вид этой мишурной улицы был испытанием для рассудка.

Само ее существование, казалось, противоречит тому, с чем я столкнулся в ту ночь, независимо от того, романтизировать это или нет. Следовало либо убираться отсюда, либо поверить… Или уж ничему не верить и ничему не доверять, во всяком случае своим чувствам. Я забыл о машине; я тупо брел через дорогу, мне повезло, что она была пуста. Если бы кто-то увидел меня тогда, наверняка решил бы, что я пьян. Я благодарно погрузился в спасительную темноту улицы, как раненое животное, отчаянно стремящееся спрятаться. Мои пальцы скользнули по еще свежей краске оконной рамы и дотронулись до изношенного камня стены. Я моргнул и огляделся. Теперь, когда солнце зашло, улица была узкой и темной, и это придавало ей еще большее сходство с теми, по которым я блуждал в ту странную ночь. Тени прятали то, что с ней стало, слабый отблеск звездного света снова окутал ее покровом тайны. Я оглянулся и рассмеялся над таким контрастом: вся новизна казалась лишь фасадом, тонким цветистым слоем, покрывавшим то, что было в действительности. И вдруг мне стало не так уж трудно вновь поверить в себя. Как и предсказывал Джип, я вернулся.

Как предсказывал Джип… Так что же он говорил еще? «Спроси Джипа-штурмана». Я совершенно отчетливо вспомнил его слова, так, словно снова услышал их: «Спрашивай любого, меня все знают…» Что ж, это должно быть достаточно просто. Мне и в голову не пришло искать его прямо здесь, в одном из этих нарядных бистро. Но в дальнем конце улицы тусклой желтизной светились какие-то окна. Должно быть, там что-то есть.

Это оказалась пивная, не очень большая и уж нисколько не реставрированная. Вид у нее был самый что ни есть запущенный. Она находилась на углу, ее можно было узнать по вычурной вывеске из покрытой глазурью мозаики эдвардианской эпохи, пурпурно-синего цвета, совершенно потрескавшейся и грязной, и по окнам — покрытым пятнами, закопченным и тусклым, испещренным надписями, рекламировавшими эль стоимостью сорок шиллингов, изготовленный на каких-то позабытых пивзаводах. Пробивавшийся из окон свет был неярким, доносившиеся голоса — хриплыми; по виду это было еще то заведение, и я порядком струхнул. Однако отсюда можно было хотя бы начать поиски. Облезлая дверь жалобно взвизгнула, когда я открыл ее и ступил в облако удушливого дыма.

Я полагал, что разговоры немедленно прекратятся, однако, похоже, никто не обратил на меня и малейшего внимания. Что было к лучшему, поскольку в этом заплеванном и пыльном месте моя элегантная белая куртка с отделкой из серого меха представляла собой такой же контраст с одеждой окружающих, как и электрический пресс для выжимки сока, поблескивавший в дальнем конце зала. Флюоресцирующий свет слишком безжалостно высвечивал помещение — потрескавшийся виниловый пол во всем его выцветшем великолепии, желтые от дыма стены, морщинистые, как грецкий орех, лица стариков, составлявших большую часть посетителей, по виду пожилых рабочих, сгорбленных и поникших в своих грязных дождевиках. И кстати, по-видимому, еще и глуховатых, поскольку громкие голоса принадлежали именно им; несколько мужчин помоложе, этакие пятидесятилетние версии того же типа, сидели, мрачно созерцая их как грустное видение собственного будущего. У двери задиристые подростки накачивались элем из банок и орали друг на друга стонущими голосами. Я собрался с духом и протолкался мимо них к стойке. Крупный, похожий на быка хозяин подал мне скотч в стакане, потускневшем от бесконечного мытья, и наморщил лоб, когда я спросил его, не было ли здесь парня по имени Джип.

— Джип? — С минуту он смотрел на меня большими невыразительными бычьими же глазами, затем повернулся к завсегдатаям, опираясь на стойку, покрытую облупившимся лаком: — Тут джентльмен спрашивает Джипа — может, кто знает такого?

— Джип?

Старики повернули головы и забормотали, передавая друг другу имя. Морщины стали глубже, одна-две головы отрицательно качнулись, остальные, казалось, были менее уверены. Однако никто ничего не сказал, и хозяин уже поворачивался ко мне, пожимая плечами, как вдруг один старикан, сидевший сгорбившись у газовой батареи, самый морщинистый и загорелый из всех, неожиданно заметил:

— Да ему никак Джипа-штурмана надобно?

На минуту воцарилось молчание. А потом раздался нестройный хор — все поняли, о ком идет речь, и морщины на лбу хозяина разгладились.

— А, этот? Что-то давненько я его не видал. Хотя…

И я был поражен, насколько сразу изменилась обстановка, словно преобразившись от легкого движения света. Казалось, все осталось на своих местах, но заблестело, как старая живопись, неожиданно получившая хорошее освещение. Каким-то образом вся эта мрачная картина ожила, словно что-то раздвинуло границы мрака и тоски и сделало обстановку доброжелательной, уютной, безопасной. На мгновение мне показалось, что я смотрю на нее глазами одного из этих стариков.