Поход семерых - Антон Дубинин Страница 12

— Sangreal, слово такое, если разложить на составляющие одним способом, получится Сан Греаль, то есть Святой Грааль, а если другим — Sang Real, Королевская Кровь или, может быть, Истинная — это одно и то же, хотя я больше верю в Царскую, Кровь Господина… То есть Грааль и кровь — это одно и то же, только на другом языке. Но ведь видения бывают не на языках, правда же? Вернее, они как-то из сердца всех языков, как Святой Дух на Пятидесятницу… — Вконец запутавшись в собственных объяснениях, Аллен смешался и с предельной осторожностью сел, но все его уже отлично поняли.

— Мнение специалиста, — насмешливо прошептал Марк. Клара вопросительно взглянула, не расслышав, и он поспешно замотал головой: — Нет, это я так, пустяки…

Аллен все смотрел на лицо Клары и не мог понять, вправду она очень красива или ему просто так кажется. Одно точно — лицо у нее было на редкость запоминающееся, хотя бы своей потрясающей полупрозрачной бледностью. Уж на что Аллен незагорелый — и то рядом с ней казался мавром. Даже хрупкие кисти ее рук млечно-голубовато светились поверх черного балахона. На совершенно белом, болезненно тонком лице под широкими черными полосками бровей темнели глаза, обведенные голубой тенью. Волосы, почти скрытые тканью хабита, тоже были темные — черные и блестящие, как грачиное оперение. Самое странное, что Аллен всегда считал вершиной очарования светловолосых и светлоглазых девушек.

— Отец Йосеф, — спросила Клара, и голос ее тоже удивлял своей красотой, — что же вы думаете теперь? И что нам нужно делать?

Молодой священник обвел глазами людей, застывших как дети перед родителем в ожидании его слова. Аллену на миг стало страшно и одновременно смешно. (Главное — найти, на кого переложить ответственность. Объясни нам, взрослый дядя, как печь куличики. Как говорит пословица, «дайте мне поводыря, и я закрою глаза»…)

— Нам нужна, наверное, только истина. И мы теперь должны думать, ждать и молиться о правильном решении… все вместе. Как вам кажется?

Они молчали.

— Раз уж нам нужен совет, давайте поступим как святой Франциск делал в дни сомнения. — Священник бросил взгляд на Клару, заулыбавшуюся от упоминания о любимом святом. — Помолимся и откроем Писание. Это ведь живое Слово Божье, и может быть, нам будет что-нибудь сказано через него.

Маленькая Библия уже лежала на столе, пестрея множеством закладок. Собственно говоря, до того, как в церковь явились трое граалеискателей, отец Йосеф был занят написанием завтрашней проповеди.

Книгу по общему молчаливому согласию открыла Клара. Перед этим она закрыла глаза, сложила руки на груди и так замерла на несколько минут. Негромким прерывающимся голосом она прочла строчку, которой касался ее полупрозрачный палец.

— «…излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, и юноши ваши будут видеть видения, и старцы сновидениями вразумляемы будут; И на рабов Моих и рабынь в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать». Отец Йосеф, дальше читать? Тут конец страницы…

Йосеф покачал головой и принял у нее книгу. Помолчав в молитве, он перекрестил Библию и поцеловал ее, после чего открыл.

— «Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти; Но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святой, и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли».

Третьим стал, к своему глубокому удивлению, Аллен. Руки его чуть дрогнули, соприкоснувшись с прохладной кожаной обложкой. Следуя примеру Клары, он зажмурился и попробовал помолиться, но у него не получилось. Только одна назойливая мысль колотилась в голове, не давая сосредоточиться ни на чем другом: «Господи, при чем тут я? Почему я, Господи? Почему? Чем я так хорош или так плох, что это случается именно со мной?»

Усилием воли отогнав от себя все это, Аллен с трудом прочитал по памяти «Отче наш» и резко — а, была не была! — распахнул книгу и наугад ткнул пальцем.

— «Посмотрите, братья, кто вы призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; Но Бог избрал немудрое мира, чтоб посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное…»

Первая реакция Аллена была настолько сильной, что даже благоговейное молчание остальных и врожденный страх перед священниками не могли его сдержать. Уронив голову на стол, прямо на раскрытую Библию, он расхохотался так, что затряслась вся ризница. Марк, потянувшись, слегка пихнул его в бок. «В чем дело?» — недоуменно воскликнула Мария. Один Йосеф не казался удивленным и смотрел на него со спокойной полуулыбкой.

Аллен выпрямился, вытирая невольно выступившие слезы.

— Извините… Я не хотел… Просто нам, кажется, очень ясно объяснили, кто мы такие. По крайней мере мне было доходчиво сказано, что я за тип, раз уж мне пришло в голову об этом так сильно волноваться. Получил и расписался. Спасибо.

— Это я мог и так тебе сказать, не надо было зря беспокоить Господа Бога, — пробормотал Марк, но под взглядом Клары осекся и — впервые на Алленовой памяти — покраснел.

27 мая, понедельник

Граалеискатели опять собрались на квартире у отца Йосефа. Мария разливала остывший чай; чашки стояли повсюду в этой маленькой комнатке, служившей молодому священнику спальней и кабинетом, — на полу, на подлокотниках кресла, на углу письменного стола — в опасной близости от расположившихся повсюду книг.

— Марк, отогни угол ковра — если прольешь чай, Йосефа съест живым его тетенька, — скомандовала Клара, распоряжавшаяся здесь как у себя дома. Самое странное, что Марк не ответил ей какой-нибудь шуткой, но послушно переставил чашку на голый пол. Страшная «тетенька» являлась не кем иным, как Йосефовой квартирной хозяйкой, и нрав у нее и впрямь был нелегким; в частности, она запрещала гостям задерживаться после одиннадцати вечера. О священниках она хранила устойчивое мнение, что они все пьяницы, не явные, так тайные, и имела обыкновение иногда так прибираться в Йосефовом кабинете, что он потом не мог доискаться половины своих книг и записей. Просьбы вообще не утруждать себя и не заниматься уборкой она упорно игнорировала. Звали эту престарелую даму Сусанна Христофора, и никто, кроме лишь Йосефа, не мог понять, как вообще с ней возможно уживаться. Зато сам молодой священник считал ее очень милой старушкой и съезжать от нее вовсе не собирался.

— Она ему, наверное, помогает развивать смирение, — говорила Клара, когда они шагали вечером по темной улице, изгнанные из теплой квартиры очень принципиальной, хотя и очень милой старушенцией.

— Думаю, иначе быть не может. — Йосеф встал из-за стола и с чашкой в руке прошелся по комнате. — В более раннем «Житии Иосифа Аримафейского» аббатство на Стеклянном острове основал все-таки он сам. Даже если это всего лишь легенды Авильонской обители, в любом случае она носит Иосифово имя и может считаться его домом с большим правом, чем любое другое место. В варианте «Жития», который я нашел вчера вечером, Иосиф окончил свои дни в Святой Земле, в Саррасе, а до Авильона добралась только часть его последователей.