Огонь в его ладонях - Глен Кук Страница 12

Глядя вслед торопящемуся к королевскому шатру Фуаду, Радетик подумал, что Юсиф играет с огнем. Эта монархия, в отличие от Ильказара, не имела достаточно власти, чтобы править простым изданием указов. Сейчас даже самый отъявленный возмутитель спокойствия имел право предстать перед судом и произнести там речь в свою защиту.

Появился Гарун и, с пристыженным видом сев рядом с Радетиком, вложил ручонку в ладонь учителя.

– Иногда, Гарун, твоя изобретательность тебя губит, – сказал Радетик, впрочем, без особого укора. Жест ребенка тронул его.

– Я поступил плохо, Мегелин?

– На этот счет есть разные мнения. – Радетик мысленно оценил существующие позиции. – Дело в том, что ты должен научиться думать, Гарун. Нельзя действовать бездумно. Это – основной недостаток твоего народа. Они поступают импульсивно, не задумываясь о возможных последствиях.

– Я очень сожалею, Мегелин.

– Не выдумывай! Ты жалеешь лишь о том, что тебя поймали. Тебя нисколько не трогает то, что ты причинил боль этому человеку.

– Он – наш враг.

– Откуда тебе это известно? Ты раньше его не видел. Никогда с ним не говорил. Он тебя ничем не обижал.

– Али сказал…

– Али похож на твоего дядю Фуада. Он очень много болтает. Рот у него никогда не закрывается. В результате когда-нибудь кто-нибудь заткнет глотку Али кулаком. Часто ли он оказывается прав? Насколько часто с его языка срывается очевидная глупость?

Радетик дал волю своему отчаянию. В жизни ему не приходилось встречать ученика более неподатливого, чем Али бин Юсиф.

– Значит, он не наш враг?

– Этого я не говорил. Конечно, он враг. Причем самый злейший. Но вовсе не потому, что так утверждает Али. Эль Мюрид враждебен вам своими идеями. Не думаю, что он нанесет тебе физический вред, даже получив для этого возможность. Но он отнимет у тебя все, что тебе дорого. Со временем, надеюсь, ты поймешь, какой непростительной ошибкой была твоя выходка.

– Фуад возвращается.

– Верно. Он похож на кота, слизывающего сливки с усов. Аудиенция прошла удачно?

– Просто превосходно, учитель. Старый Абуд оказался не так глуп, как я думал. Он мгновенно смог оценить представившуюся возможность. – Улыбка исчезла с лица Фуада, и он добавил: – Тебя могут вызвать в качестве свидетеля.

– Это может положить конец нашей дружбе. Я из Ребсамена, Фуад, и не способен лгать.

– Не знал, что мы были друзьями, – бросил Фуад, входя в шатер.

По спине Радетика пробежал холодок, хотя он и не считал себя трусом.

Мегелин испытывал к себе сильнейшее отвращение, так как знал, что солжет, если Юсиф на него хорошенько надавит.

* * *

Суд собрался, как традиционный Суд Девяти Дишархуна. Он считался высшим трибуналом Хаммад-аль-Накира. Три судьи представляли Королевский дом, три – жречество и оставшиеся три назначались методом случайного отбора из простых паломников, прибывших на празднование Святой Недели.

Исход слушания был предрешен. Восемь человек оказались против Эль Мюрида ещё до того, как закончили выступать основные свидетели.

Кто-то наложил на голову Гаруна тяжелую повязку. Его успели хорошенько научить, и мальчишка врал с каменным лицом, бросая вызывающие взгляды на Эль Мюрида и Нассефа.

Радетик чуть было не завопил от возмущения, когда суд подавляющим большинством отказал обвиняемому в праве на перекрестный допрос.

Когда Гарун сошел с возвышения, показание один за другим начали давать паломники. Их свидетельства не имели ничего общего с истиной. Создавалось впечатление, что все они руководствовались своими религиозными взглядами. Ни о духовой трубке, ни о стрелке никто даже не упомянул.

Радетик уже хорошо знал, как действует юстиция в этой части пустыни. Ему приходилось присутствовать на судебных заседаниях в Эль Асваде. Решение суда в основном зависело от того, какой из сторон удавалось собрать больше родственников, способных врать в её пользу.

Мегелин с ужасом думал о том, что ему, возможно, тоже придется давать показания. Совесть безжалостно держала его за горло, и он опасался, что не сможет соврать.

Однако в конечном итоге ему удалось избежать душевного кризиса. Юсиф шепнул нужное слово, и его не пригласили на возвышение. Радетик ерзал на своем месте и дымился от ярости. Какая пародия на судопроизводство! Решение с самого начала не вызывало сомнения. Более того, оно было принято ещё до того, как судьи выслушали обвинения…

Да а в чем, собственно, состояли обвинения? Радетик вдруг сообразил, что формально их не предъявляли.

Они судили Эль Мюрида. Обвинения не играли никакой роли.

Эль Мюрид поднялся и произнес:

– У меня имеется просьба, милорды.

Главный судья, один из братьев Абуда, поинтересовался с утомленным видом:

– Ну что еще?

– Я прошу разрешения пригласить дополнительных свидетелей.

Председательствующий вздохнул и потер лоб ладонью. «Это же может затянуться на весь день», – подумал он. Но публика совершенно ясно услышала эти слова.

– Кого? – поинтересовался он вслух.

– Мою жену.

– Женщину?

По рядам зрителей прокатился изумленный ропот.

– Она дочь вождя. Дочь главы рода аль Хабиб, в жилах которого течет кровь Квесани.

– Тем не менее это женщина. Кроме того, её семья от неё отказалась. Ты издеваешься над судом. Усугубляешь свои преступления тем, что превращаешь судебное заседание в фарс. Твоя просьба отклоняется.

Негодование Радетика достигло крайней точки. Но… к своему изумлению, он увидел, что даже у сторонников Эль Мюрида (а они среди зрителей имелись) предложение пророка вызвало отвращение.

Мегелин печально покачал головой. Да, это действительно безнадежные дикари.

Фуад ткнул пальцем в бок Радетика и шепнул:

– Не ерзайте, учитель!

Главный судья поднялся со своего места, когда с момента открытия процесса не прошло и двух часов. Без каких-либо предварительных консультаций со своими коллегами, он объявил:

– Мика аль Рами. Нассеф, в прошлом ибн Мустафа аль Хабиб. Суд признает вас виновными. В силу этого Суд Девяти приговаривает вас к изгнанию из всех королевских владений и протекторатов. Вы также подлежите изгнанию из всех святых мест и лишаетесь милостей Божьих до тех пор, когда Суд Девяти в будущем не найдет нужным смягчить приговор или предоставить вам помилование.

Радетик ухмыльнулся. Приговор – это ничто иное, как политическое и церковное отлучение. Но в то же время он давал Эль Мюриду шанс. Ему всего лишь следовало публично отречься от своего учения.

Если бы обвиняемые действительно были виновны, то приговор подвергся бы всеобщему осмеянию за удивительную мягкость. Эта страна знаменита тем, что здесь даже за небольшие провинности отрубают руки, ноги, половые органы, а чаще всего головы. Но этот приговор отвечал целям короля. Приведенный в исполнение немедленно, он не позволит Эль Мюриду проповедовать перед огромной аудиторией во время Дишархуна.