Королевский Ассасин - Мелисса де ла Круз Страница 12

Король Эзбан был не похож на тех государей, которые правили до него. Он унаследовал трон только потому, что его старший брат, Алмон, неожиданно скончался во время своего визита к одному из великих герцогов Монтриса. Они ездили на охоту и возвращались в герцогский замок, когда молодой король Алмон вдруг свалился со своего коня прямо посреди поля. Его тут же доставили в его опочивальню в усадьбе, но ему уже никто не мог помочь. Другие гости, находившиеся в то время в доме герцога, рассказывали, что он был с головы до ног покрыт ярко-красной сыпью и что его лицо и кисти рук так чудовищно распухли, что он в конце концов задохнулся.

Как только Эзбан был коронован, распространился слух, что это он отравил Алмона. Что он замышлял убить своего собственного брата, дабы воплотить в жизнь свои еретические планы, направленные против монахов-афразианцев, единственных законных хранителей Деянских свитков. На самом же деле монахи боялись короля Эзбана потому, что он был не готов закрывать глаза на их злоупотребления. Как законный государь Реновии, он был единственным человеком, который все еще обладал достаточной властью, чтобы обвинить их в измене и распустить орден, если он сочтет, что их двурушничество зашло слишком уж далеко.

Мятежные афразианцы печатали и распространяли по городам и селам королевства прокламации, в которых утверждалось, что король Эзбан суть человек бесчестный и алчный, одержимый ненавистью ко всему, что составляет традиционный уклад. «Новый король требует возвращения свитков потому, что желает, чтобы премудрость Деи принадлежала ему одному, – говорилось в одном из памфлетов, которые сохранил отец Кэла. – Прибрав их к рукам, он использует их магическую силу против нас».

И неважно, что все было как раз наоборот. Став королем, Эзбан и его совет начали работать над тем, чтобы сделать обучение магии более доступным – для этого они распускали афразианские монастыри и основывали новые учебные заведения для народа.

Король Эзбан хотел, чтобы Реновия стала не просто сильной, – он желал, чтобы она стала самым процветающим и передовым королевством из всех, светочем искусств и магической премудрости. И он понимал, что ради достижения этой цели, надо чтобы власть имущие, как он сам, ослабили контроль. К окончанию своего царствования он воплотил идею равноправия в куда большей степени, чем любой другой из государей Реновии. Он отменил обязательные рекрутские наборы, снял торговые барьеры на границах, в результате чего пряности и редкие ткани стали более доступны. А кроме того, он повелел монастырям открыть свои двери всем, кто нуждался в помощи, – больным, голодным.

Но и этого было недостаточно для того, чтобы снять с Эзбана подозрения, тем более что афразианцы всячески подогревали их, неустанно вливая в сознание людей ложь. И некоторые из них вступали в секту вместо того, чтобы принять перемены, поскольку были убеждены, что скоро Эзбан покажет свою истинную сущность и все увидят, в чем в действительности состоит его план. По их утверждениям выходило, что, завоевав доверие народа и упразднив аббатство Баэр, он станет использовать Деянские свитки исключительно для своей выгоды и начнет тиранить своих подданных вместе с молодой женой-чужеземкой.

Если бы только Эзбан нанес удар по монахам сразу. Но он считал, что его дела будут говорить сами за себя, что благодаря им народ поймет, что все обвинения в его адрес – ложь, и таким образом он сможет победить.

Это было его самой большой ошибкой.

В конце концов афразианцам стало уже недостаточно просто свергнуть Эзбана, и они замыслили убить короля и его беременную жену, разогнать его совет и посадить на престол одного из своих.

Но шпионы короля, руководимые Кордином Холтом, сумели проникнуть в секту и предупредили Эзбана до того, как афразианцы успели нанести удар. Королевское войско взяло аббатство штурмом, застав монахов врасплох накануне задуманной ими атаки, и положило конец и их заговору, и их секте.

Вернее, так считалось. Кэл вздыхает. Теперь он знает правду. Афразианцы далеко не побеждены. Более того, они сумели завербовать в свои ряды принца Аласта. Человека, столь преданного королеве, что он так и не женился и не имел собственных детей. Толковали, что он посвятил свою жизнь защите кронпринцессы.

Кэл прислоняется к стене. Наконец появляется дворцовый паж, чтобы поприветствовать его, затем исчезает за дверью. И через несколько мгновений возвращается и вводит его в личную приемную королевы.

Узнав, что он прибыл во дворец, она не медлит. Стало быть, она ожидала его.

Два лейб-гвардейца берутся за затейливые золотые ручки трехметровых арочных дверей из красного дерева. Несмотря на свои размеры, они бесшумно отворяются наружу.

Длинная богатая ковровая дорожка – безупречно белая – тянется от двери через пустой зал и заканчивается, немного не доходя до возвышения, на котором стоит королевский трон. Прежде чем выйти из приемной королевы, Кэл снимает обувь, делает глубокий вдох и входит в зал. Он готов.

Гвардеец, стоящий слева, громко произносит:

– Кэледон Холт!

Кэл кивает ему, но тот на него даже не смотрит.

– Подойдите, – ровный голос королевы Лилианы, до сих пор произносящий слова с легким акцентом: следствие того, что свое детство она провела в Монтрисе, – заполняет весь зал.

Она восседает на троне, обрамленная справа и слева окнами высотой во всю стену, ее черные волосы уложены в тяжелый узел, на голове блестит корона из затейливых золотых листьев. Ее элегантное белое платье с вышивкой в форме золотых листьев такой же формы, как листья на ее короне, ниспадает с колен на босые ноги. Она носит траур уже восемнадцать лет, оставаясь вечной вдовой. Кэл уверен, что она делает это не только из-за скорби, но и затем, чтобы отвадить потенциальных претендентов на ее руку.

Сегодня она тут не одна. Справа от нее сидит девушка, также одетая во все белое, с высоким прихотливым серебристо-белым париком на голове. На ней белая полумаска, украшенная перьями и бриллиантами, лицо сильно накрашено. В прорезях ее маски видны глаза, густо подведенные сурьмой, на губы нанесена вишневая краска. Вид у нее скучающий, и она смотрит на свои ногти, выкрашенные таким же вишневым цветом. Кэл старается скрыть свое удивление при виде кронпринцессы Сирени.

Она редко появляется на людях – с самого ее рождения ее видят нечасто, если не считать особых случаев, таких как день рождения королевы-регентши или годовщина смерти короля, впрочем, даже в такие дни не всегда. По дворцу ходит слух, что королева Лилиана подыскивает для своей дочери жениха, поскольку хочет выдать ее замуж до того, как она станет совершеннолетней и займет престол, дабы объединить королевство с государством-союзником и уберечь его от растущей угрозы со стороны прежнего отечества королевы, которое также является ближайшим соседом Реновии. Толковали также, что до своего брака с Эзбаном Лилиана была обручена с королем Монтриса, однако она предпочла тайно сбежать с Эзбаном. Их брак отрицательно повлиял на отношения между двумя королевствами, подорвав наметившуюся тенденцию к укреплению их добрососедства, и за восемнадцать лет, прошедших после смерти Эзбана, эти отношения стали такими натянутыми, что ныне они опять балансируют на грани войны.