Урожденный дворянин - Антон Корнилов Страница 12

– Потому что вам не должно творить такое, – ответил Олег, подняв руки и шагнув к стене.

Дежурный выпрямился. Оторопь растаяла, силы вновь вернулись к нему. Но ноги еще дрожали. Он провел ладонью по лбу – и вытер мокрую ладонь о рубашку. «Это что такое со мной было?» – с недоумением подумал дежурный, глядя на то, как лейтенант Ломов, не выказывая никакого намерения окаменеть на месте, подходит к стоящему у стены парню.

– Наручники дай! – прикрикнул лейтенант на дежурного.

Тот, стараясь ступать прямо и уверенно, приблизился к Ломову и протянул ему наручники. На парня дежурный при этом старался не смотреть.

Олег не сопротивлялся, когда на него надели наручники. Старлей отвел его к стулу, на котором сидел Романов, усадил. И только тогда, спрятав пистолет опять в кобуру, развернулся к Монахову:

– Что тут у вас творится?

– Я скажу! – неожиданно подал голос лысый на полу. – Я все скажу! Я все видел, и я все скажу!

– Ты смотри, как разговорился! – усмехнулся лейтенант Ломов. Но сразу посерьезнел. – Леша, это что такое? – осведомился он, указав на валявшийся в углу громадный карандаш. – Я ж говорил вам, а вы за свое…

Монахов поднялся, ощупал себя. Как только прозвучал вопрос лейтенанта, он сразу вскинул голову:

– Не в том дело, Никитос! Не о том говоришь! Ты бы видел, что здесь этот обсос устроил! Шарахнул меня так, что… Сзади подбежал, гад.

– Он – тебя? – усомнился лейтенант.

– Они меня бить хотели! – завыл с пола лысый Романов. – А парень заступился!

– Захлопни пасть! – рявкнул на него Леха. – Ты, сука, еще свое получишь. И не только ты…

– Тихо, сержант Монахов! – тоже повысил голос лейтенант.

Леха неохотно замолчал. Дежурный решился-таки посмотреть в лицо Олегу. Ничего необычного он не увидел. Лицо как лицо, нормального уже цвета, не бледное. Но взгляд… Ярости в нем уже не было, но даже закованный в наручники, парень смотрел на полицейского несколько свысока.

Кулаки дежурного сжались сами собой. Но тут же почувствовав, как в животе снова ворохнулся необъяснимый страх, полицейский поспешно отвел глаза и отошел к окну. «Черт знает что, – подумал он. – Не дай бог опять такой… приступ… И ведь скажешь кому – не поверят…»

– Задержанный… Трегрей, – вспомнил Ломов необычную фамилию парня, – насколько я понял, вы только что совершили нападение на сотрудника полиции, находящегося при исполнении своих служебных обязанностей.

– Я ему сейчас, падле, покажу нападение, – засопел Монахов, двинулся к Олегу, но на полпути был остановлен жестом лейтенанта… и повернул обратно.

– Это не так, господин полицейский, – ровно ответил парень.

– Отпираться еще будет! – крикнул Леха.

Олег посмотрел на него, потом перевел взгляд на старшего лейтенанта. И заговорил отчетливо и ясно:

– Сотруднику полиции запрещается прибегать к пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению. Сотрудник полиции обязан пресекать действия, которыми гражданину умышленно причиняются боль, физическое или нравственное страдание. Закон о полиции, статья пятая, пункт второй.

Монахов скривился:

– Глянь, как исполняет!

Дежурный криво усмехнулся. А потом вдруг засмеялся – громко и нервно. Монахов и Ломов удивленно на него уставились.

– Это Комлев, – отсмеявшись, объяснил полицейский. – Он, когда смену сдавал, мне рассказывал, что этот типчик у него книжку выпросил – справочник какой-то о законах РФ. Ну, на столе валялась, толстая вообще-то. Наверное, всю ночь читал, не спал. Даже вызубрил, знать.

Старлей помял чисто выбритый подбородок. Ну и денек сегодня выдался! А этот Олег Гай Трегрей – личность, как выясняется, еще более интересная, чем ему казалось раньше. Неужто правда это он четверым гопникам по морде настучал, а не они ему?

– Так, – сказал он, – задержанного Трегрея отвести в камеру. А с задержанным Романовым мы еще поработаем. Раз он внезапно вознамерился сотрудничать.

– А и правильно, – неожиданно согласился Монахов. – Не надо ублюдку нападение на сотрудника мотать. Он ведь все по закону сделал. Спас меня, можно сказать, от совершения преступления. Веди его в камеру, Саша.

Леха помедлил и многообещающе подмигнул парню.

– Не думай, что я такую услугу забуду, – сказал он. – Я добро помню. Еще встретимся, мальчик…

* * *

Рабочий кабинет Предводителя Дворянства был идеально круглым, словно располагался внутри верхушки башни. За высокими окнами кабинета неслышно перекатывал ленивые волны океан. То и дело мимо окон проносились, резко вскрикивая, снежно-белые чайки. Из-за далекого-далекого горизонта всходило солнце, и от его лучей, насыщенных желто-красным тяжелым теплом, неторопливые океанские волны маслянисто поблескивали.

Но Предводитель на эту красоту не обращал ровным счетом никакого внимания. Он работал. Руки его скользили над поверхностью стола, представляющей собой сенсорный экран, на котором, подчиняясь молниеносным движениям пальцев Предводителя, выстраивались сложные фигуры из букв, цифр и каких-то диковинных знаков. Выстраивались и снова рассыпались…

Пискнул сигнал универсального передатчика, настроенного на голосовое управление. Предводитель, чуть сдвинув брови, пробормотал:

– Разрешить прием.

– Будь достоин, – зазвучал слышимый только Предводителю голос из невидимых динамиков передатчика – крохотного прибора, пластиковой блестящей гусеницей удерживающегося на его ухе.

– Долг и Честь, – ответил Предводитель.

Голос из передатчика принадлежал ректору Высшей имперской военной академии, полковнику Игнатию Рольф Кантору. И голос этот звучал так необычно встревоженно, что Предводитель окончательно отвлекся от работы – буквы, цифры и значки послушно замерли, когда он отнял руки от стола. Предводитель проговорил:

– Разрешить видеоизображение.

Перед его глазами появилась небольшая, ясная, но не мешающая обозревать окружающий мир картинка: ректор – немолодой мужчина, седоволосый и прямой, как штык, – стоял во внутреннем дворе Академии. На одной из аллей Сквера Размышлений, как тут же определил Предводитель. Ректор опирался на тонкую трость, неуловимо напоминающую шпагу (формально по давней военной традиции право на такую трость получали высшие морские офицеры, прошедшие через горнило боевых действий; фактически же трость выполняла не только декоративные функции). Полковник последние годы испытывал известный дискомфорт при движении. Титановые протезы, поставленные два десятилетия назад, еще во время Последней Войны, как средство компенсации ампутированных конечностей, давно уже морально устарели, но Игнатий Рольф наотрез отказывался снова ложиться под лазерные скальпели военных хирургов. «Новые ноги? – говорил он, когда на офицерских собраниях заходила об этом речь. – Благодарю покорно. Время скакать молодым козлом для меня минуло. Тем паче, что боевые шрамы надобно носить с гордостью не меньшей, чем ордена…»