Слуга Божий - Яцек Пекара Страница 12

— Мой Бог, насколько я был предусмотрителен, — сказал я, стряхивая нож, что застрял в кольцах кольчуги.

Фрагенштайн яростно ругнулся и побежал к дверкам, что были рядом с библиотечным шкафом. Недолго думая, я подхватил стул и метнул в Гриффо. Это была солидная мебель. Дубовая, резная, тяжелая. Ударила его прямо в спину. Я же подбежал и пнул лежавшего ногой в живот, а когда тот согнулся, добавил по почкам. Он заскулил.

— А ведь вы у нас адепт темных искусств, — сказал я, внимательно осматриваясь. — Так-так… Кто бы мог подумать.

Гриффо отер лицо от крови и смотрел на меня взглядом крысы, загнанной в угол подвала. Но это была все еще опасная крыса, милые мои, и я знал, что должен следить, как бы он не вцепился мне в горло.

Я взглянул на книжки, что лежали на столе, взял первую попавшуюся. Открыл и присвистнул.

— Знаете персидский? — спросил я.

— Персидский, арабский и еврейский. — В его голосе я не слышал ни злости, ни страха. Или уже смирился с судьбой, или же надеялся на счастливую ее перемену. — Греческий с латынью — тоже, — добавил он.

— Ну-ну, — сказал я с непритворным удивлением. — Вы выдающийся человек, господин Фрагенштайн. Не просто удачливый купец, но еще и ученый, а к тому же знаток тайных искусств.

Наверное, не ожидал, что инквизитор станет рассыпаться в комплиментах, поскольку взглянул на меня с удивлением. А чего ожидал? Что с криком начну кадить в комнате, окроплять все вокруг святой водой и читать молитвы?

— Поясните мне, если не трудно, какова была цель всего этого? — повел я рукою.

— Я нашел заклинание, которое могло возвратить Паулину, — сказал он. — Было только одно условие…

— Жизнь ее убийцы, — договорил я за него.

— Именно!

— Потому-то вы и не позволяли Захарии умереть, — покивал я. — Хотели в должное время принести в жертву. Издевались над ним, но следили, чтобы издевательства не повлекли за собой смерть.

— Конечно! И теперь я кое-что вам скажу, господин Маддердин. — Он глянул на меня лихорадочно. — Позвольте мне завершить обряд. Что вам за дело до сына какого-то купчишки? Сколько он вам заплатит? Я дам вдесятеро! Стократ больше, если того пожелаете. Отдам вам все, что имею. Все, что у меня есть. Сами эти книги стоят много, а есть у меня еще и золото, и недвижимость… Если будет необходимо, отец…

Я оборвал его, подняв ладонь.

— Это лишь тлен, — сказал я. — Ничего не стоящий, как и ваша жизнь… Черные плащи не предают, господин Фрагенштайн.

Должен, впрочем, признаться, что удивился глубине его чувств. Он готов был отдать мне все, чем обладал, лишь бы воскресить любимую. Однако это вот «все» означало теперь очень и очень мало. Но в том не было уже его вины.

Многие ли инквизиторы на моем месте воспользовались бы таким щедрым предложением? Не знаю, хотя надеюсь, что немногие, а быть может, и никто. Однако и среди нас встречаются козлища, что больше ценят тленные радости, нежели святые принципы веры. Но как я мог заключить союз с чернокнижником, а затем славить Господа теми же устами, которые согласились на такой подлый торг?

Гриффо потянулся к голенищу сапога. Не слишком быстро. Точным пинком я выбил стилет, когда Фрагенштайн уже готов был воткнуть его в свою грудь.

— Даже умереть не даете! — взревел он и снова скорчился в углу.

— Дадим, — невозмутимо пообещал я. — Но лишь когда сами этого пожелаем.

* * *

— Мордимер Маддердин, инквизитор? — спросил вставший на дороге человек.

— А кто спрашивает?

Без слов вытащил из-за пазухи документы и подал мне. Я же внимательно прочел те бумаги. Мужчина имел, ни много ни мало, охранные грамоты, подписанные аббатом монастыря Амшилас — человеком, о котором кое-кто говорил, что он более силен, чем папа, кардиналы и епископы, вместе взятые. Именно в подземельях Амшиласа допрашивали самых закоренелых и опасных отступников, именно там собирали и изучали тысячи запретных книг. Я проверил печати и подписи. Казались аутентичными, а поскольку нас, выпускников Академии Инкивизиториума, учили распознавать фальшивки, почти не сомневался в их подлинности. Отдал документ собеседнику:

— И чем могу вам служить?

— Забираю твоего обвиняемого, Мордимер, — ответил он. — А ты держи язык за зубами.

— И как вы это себе, собственно, представляете? — спросил я со злостью. — Что я должен буду сказать главе отделения Инквизиториума? Что птичка выпорхнула?

— Хайнрих Поммель будет обо всем проинформирован, — ответил человек в черном. — Еще вопросы?

— Конечно, — сказал я твердо, и он глянул на меня. Во взгляде этом я не различил ничего, кроме безразличной отстраненности, но был уверен: на самом деле он удивлен, что я, не колеблясь, его остановил. — У меня есть причины подозревать, что граф Фрагенштайн знал, кем была его любовница, и знал, что от той связи родился дьявольский помет.

Человек в черном приблизился ко мне:

— Опасно обвинять аристократа и императорского посла.

В его голосе не было угрозы. Только и исключительно констатация факта.

— Опасно скрывать правду, словно она прокаженная шлюха, — сказал я.

К моему удивлению, он усмехнулся уголками губ. В пустых глазах блеснула искорка.

— Граф Фрагенштайн уже не в нашей власти, — сказал он. — Вчера с ним произошел несчастный случай. Утонул в реке.

— И тела не нашли, верно? — спросил я, поразмыслив.

— Это река с быстрым течением и илистым дном, — пояснил он. — Что-нибудь еще?

Он даже не стал ждать ответа и быстрым шагом направился к моему арестанту.

Из тени вышли двое других мужчин (и как я мог не заметить их раньше?), двинулись за ним. Были одеты в такие же черные кафтаны и черные плащи. Являлись ли инквизиторами? Я не видел на них серебряного сломанного распятия — знака нашей профессии. Но ведь и я нечасто надеваю официальную форму функционера Святого Официума.

Мог быть уверен лишь в одном. В монастыре Амшилас набожные монахи выдавят из Гриффо Фрагенштайна каждую мыслишку, все его знания, до последней крупицы. Он станет распахнутой книгой со страницами, полными хвалебных гимнов Богу. Будет умирать, зная, что мрачное знание, которое изучал, поможет слугам Божьим находить, узнавать и карать отступников — таких, как и он сам.

* * *

Минула неделя с того дня, как я прибыл в Регенвальд. И настало время прощаний. Я получил плату от благодарного Матиаса Клингбайля и приготовился к путешествию. Когда выводил коня из конюшни, почувствовал тошнотворную вонь, словно от гниющего тела. Повернулся — и увидел шаркающего в мою сторону Захарию. Он выглядел пугающе не только оттого, что часть лица его была изодрана старыми шрамами (работа прекрасной Паулины), но и из-за огромной, едва-едва зажившей раны, что шла от угла глаза до подбородка и уничтожила всю щеку. Я знал, что всегда, вспомнив о нем, припомню и роящихся в ране мушиных личинках, которые выгрызали из его тела мертвую ткань. Но более всего я был удивлен, что он так быстро встал на ноги. Двигался все еще с трудом, но по всему было видно, что у него железный организм.