Психея. Забвение - Ellen Fallen Страница 12

Держусь одной рукой за камень и свечу фонариком на разряженном телефоне, ничего не видно, тогда я пинаю маленький камушек и прислушиваюсь, когда тот ударится об дальнюю стену. Ничего, будто нет у тоннеля не начала, не конца. Строения, скорее всего, принадлежат ацтекам, как и многие расположенные на территории Мексики. Телефон отключается, мой интерес не удовлетворен, но ничего не поделаешь. Убираю его в задний карман и двигаюсь на ощупь.

Возвращаюсь спиной вперед, размышляю над тем, что здесь наверняка жили очень худые люди. Они должны были каким-то образом проскальзывать внутрь отдельного храма, так как проход слишком узкий для обычного человека. Одна моя нога застревает между камнями, выпавшими из стены. Наклониться нет возможности, кроссовки конкретно увязли в трещине. Без возможных вариантов для выбора, освобождаю ногу из обуви и замечаю рисунок, появившийся перед моим лицом, благодаря удачно упавшему лучу естественного света. Вся стена испещрена множеством символов, изображения летучей мыши, паука и тот самый, который встречается мне слишком часто. Понимая, что у меня нет возможности сфотографировать, я выхожу из пещеры, оставшись практически босой. Солнце медленно опустилось за верхушку пирамиды, темная тень падает на яркую траву и исчезает, погружая весь город в сумерки. Яркая луна, как патрульный, возвышается над этим местом, устрашая и предупреждая.

Отхожу на небольшое расстояние и снимаю единственный кроссовок, оставшийся на ноге. Деревянные ступеньки усыпаны мелкими насекомыми, больше напоминающими термитов. Наступать босой ногой на них опасно, поэтому я решаю забраться по склону, но стоит мне зацепиться за траву руками, как я слышу это снова. Голоса в моей голове, они перешептываются и переходят на крики, голова начинает жутко кружиться, я оседаю на траву, обессиленная. Фоном идет шипящий звук, он настолько громкий, что мне приходится закрыть уши и сжать с силой голову. Он похож на оружие массового действия, когда твое тело не слушается тебя, в душе поселяется паника и страх быть обездвиженной.

Я чувствую свое глубокое дыхание, слабость заставляет меня лечь на прохладную траву и закрыть глаза. Будто примагниченная к этому месту, не могу заставить себя двигаться и перестать слышать шипение. Мое сердце пропускает удары, острая боль под лопаткой и онемение рук — это все приводит меня в дикий ужас. Из последних сил я привстаю и ползком забираюсь на деревянные лестницы с насекомыми, они ползут по моей одежде, проникают в волосы и кусают. Каждое движение причиняет мне нестерпимую боль, локтями отталкиваюсь от последней лестницы и падаю навзничь, поднявшись наверх.

— Что это, черт возьми, такое?! — Поднимаюсь через силу и принимаю вертикальное положение, на подогнутых ногах делаю шаги, постепенно удаляясь от этого места. Я не чувствую боли от врезающихся в стопы камней, со стороны может показаться, что я изрядно напилась. Меня качает из стороны в сторону, пока я, обнимая себя за плечи, бреду между улицами в поиске правильной дороги. Город-лабиринт путает меня все сильней. Все кружится вокруг, не могу разобрать, где именно сейчас нахожусь. Люди, проходящие мимо, горланят свои песни, музыка превращается в демонические звуки, лица замедленно искажаются, превращаясь в гримасы. Будто под сильнодействующим препаратом голова становится еще более тяжелой. Окончательно лишившись сил, я сажусь на тропинку, опираясь спиной на дом. Я расслабляюсь и позволяю ощущениям обрушиться на меня, захлестнуть по полной. Потеряв счет времени, я не могла больше контролировать себя и держать тяжелое тело, провалившись в бездну, я искала путь назад, но все тщетно.

Толчок, затем еще один, резкий запах, и я с трудом раскрываю глаза, чтобы увидеть столпившихся прохожих, обступивших меня со всех сторон. Мужчины и женщины роптали на мексиканском, пока я не остановилась на Эрнесто. Его темные глаза отражали печаль и переживание, я будто чувствовала его эмоции.

— Андреа, ты можешь встать? — Эрнесто берет меня за руку, но опускает, видя, что я не двигаюсь. — Я отнесу тебя домой, подожди немного, доктор уже в пути. — Я слушала его голос и хотела что-то сказать, но из меня вырвался нечленораздельный звук, который был не понятен для моих ушей. Нечто больше похожее на неизвестный диалект, лепет.

Он подхватил меня на руки, помогая мне удерживаться горизонтально. У меня не получалось обхватить его шею, так как в теле было странное онемение, обмочись я в эту самую минуту, точно не смогла бы почувствовать. Я снова открыла рот, и из меня полились бестолковые звуки, мои глаза расширились. Что, если у меня сейчас случился инсульт, я мозгами понимаю, но сказать не могу. А если я останусь недвижимой на всю жизнь? Господи! Смыкаю веки, внутри меня все сжимается от страха.

— Не надо плакать, ми аморе. Все хорошо, у тебя рана на ноге, надо ее срочно обработать и остановить кровь. Где же ты была все это время?! Я с ног сбился искать тебя, — говорит мужчина, — еще немного осталось, два дома и мы на месте.

Все, что мне остается делать, это моргать. Он почти бежит со мной на руках, пока я вишу на нем, сокрушаясь над тем, что мне страшно. Мой отец всю жизнь был инвалидом, и в данный момент я чувствую то же самое, что и он. Немощной, беспомощной и потерянной. Я с трудом понимаю, где мы, весь мир переворачивается передо мной, небо утопает в толстом слое тумана и туч.

— Мы дома, — дрожащим от усталости голосом говорит Эрнесто, и я уже слышу, как открываются железные ворота и деревянные двери.

— Что произошло? — паникует Кэрри, обхватывая мою голову, как только меня укладывают на диван. — Почему она молчит? — она обращается к мужчине, бегающему по комнате, судя по топоту.

— Она говорит, но я не знаю этот язык. Меня больше беспокоит то, что она не может двигаться. — Он подбегает ко мне, поправляет подушку под моей головой, Кэрри укладывает еще несколько, помогая мне принять положение полулежа, и они оба крутятся около меня. — Врач должен приехать с минуты на минуту, не закрывай двери.

— У нее кровь бежит из ноги, и она опухла! — чуть ли не визжит.

— Ты меня оглушила, открой дверь и прекращай паниковать, — говорит Эрнесто, осматривая мою ногу. — Кэрри, я прошу тебя, не ори ты мне в ухо.

Кэрри смотрит сначала на меня, расплывшуюся и напоминающую больше вздувшуюся пиньяту, потом на Эрнесто, резво обрабатывающего мою ногу перекисью.

— Я не хочу ее потерять, не могу, — уже тише произносит девушка.

Быстрые шаги входящего человека отражаются от стен. Маленький пузатый дядька, со стандартными усиками и густой темной шевелюрой отодвигает Эрнесто от моей ноги. Серьезный мужчина внимательно рассматривает мою рану, затем, не говоря не слова, поднимает мою кофту и слушает. Фонарик просвечивает мои глаза, ослепляя, доктор, не внушающий доверия, заглядывает в рот и, наконец, я вижу, как из саквояжа появляется шприц и ампула.

— Я поставлю капельницу, очень похоже на алкогольное опьянение и как следствие отравление. Очень надеюсь, что мы успели. — Узкая игла впивается мне в вену, оставляя растекаться невыносимую боль. — Эрнесто, держи ее.

Меня в буквальном смысле выворачивает наизнанку, я выкручиваюсь всем телом, как демон во время сеанса экзорцизма. Боль, прожигающая насквозь, тупая и острая, сильная и слабая, не имеющая определённого места. Это невыносимо, я слышу свой дикий крик, чувствую участившееся биение сердца, тяжелое дыхание. Как неприятное предвкушение, ожидание, когда ловкий убийца безмолвно вонзит в тебя острый кинжал и нанесет подлый удар в спину. Боль становится настолько невыносимой, я прекращаю сопротивляться и позволяю уничтожить меня. Они ошибаются…