Сказаниада - Петр Ингвин Страница 12

Рядом с избушкой Георгий соорудил для раненого навес между деревьев. Кольчуга, когда ее снимали, показалась неподъемной — непонятно, как можно что-то делать, когда на тебе столько лишних килограммов. Отмытая от грязи и разложенная на земле, кольчуга выглядела как вязаная из стали футболка для великана — с широким воротом, короткими рукавами, длиной до середины бедер.

Сапоги из мягкой кожи снялись легко, но сначала пришлось повозиться с мятыми наколенниками — изнутри обитые тканью, они крепились жесткими ремнями на застежках, причем застежки заклинило, их пришлось ломать. С налокотниками проблем не было, хотя им тоже досталось изрядно — посеченное железо искривилось, подкладка порвалась. Сверху на них, видимо, крепились метательные ножи, сейчас держатели пустовали. Зато два ножа нашлось за голенищами: один обычный, с деревянной рукояткой, второй — длинный и узкий, без рукояти, больше похожий на заточку. Резать таким невозможно, режущей кромки нет. Значит, тоже метательный.

Под кольчугой оказалось нечто вроде стеганой куртки, что выглядело странно для местного климата. Должно быть, куртка защищала от натирания и амортизировала удары.

На широком кожаном поясе болтались пустые ножны от кинжала, а из-за пояса торчал кистень — этакие древнерусские нунчаки, предназначенные против тяжеловооруженного противника. К небольшой рукоятке цепью крепился железный шар с шипами, сила удара могла сравниться с прилетом чугунного ядра, никакая броня не выдержит. На Западе кистень звался моргенштерном, и рыцари его очень уважали.

Георгия особенно поразил меч. От порубленной перевязи почти ничего не осталось, оружие чудом не сгинуло в болоте. Длинный, примерно в метр, клинок местами зазубрился и все равно вызвал почти детский трепет. Георгий вспомнил уличные игры с палками-саблями, потом была секция ушу, где очередные палки изображали мечи… Еще он целых два месяца посещал секцию фехтования. По сравнению с настоящим мечом спортивная рапира выглядела прутиком, а стойку для выпада с поднятой или заведенной за спину левой рукой даже нельзя повторить — вес меча не позволял долго держать его перед собой. Или приходилось упирать навершие длинной рукояти снизу в запястье, но и это не спасало.

Наигравшись с мечом, Георгий занес его в дом. Жаль, что в свое время увлечения быстро сменялись — везде требовалось полное посвящение себя выбранному делу, а останавливаться на чем-то единственном не хотелось, новый день приносил новые идеи, и — к величайшему сожалению — невостребованными в прежнем мире навыке так и не стали навыками. А как бы сейчас пригодились!

Пока он восхищался игрушками для взрослых дядей, Елена хмуро ходила вокруг.

— Понимаешь, что это значит? — Она кивнула на меч и кольчугу.

— Мы же просились в сказку. — Георгий еще раз полюбовался мечом. — Сейчас к нам явился сказочный богатырь. Похоже, он дрался со Змеем Горынычем. Ясно одно: отныне скучно не будет.

— Я имела в виду другое. Нас забросило в прошлое.

Георгий помолчал.:

— Мы можем на это как-то повлиять? — спросил он задумчиво.

Елена пожала плечами:

— Не знаю.

— Никак не можем. Во всяком случае, пока. Поэтому неважно, куда нас забросило. Нужно узнать об этом мире как можно больше, а у нас теперь есть, у кого спросить. Надеюсь, он не итальянец. Впрочем, ты же знаешь итальянский?

— Когда раздевали, он кое-что буркнул. — Елена поморщила нос. — Думаю, он не итальянец.

Все оружие унесли в дом, там же, но уже не в сенях, а под кроватью, временно прописался топор. В глубине души все люди хорошие, вот только глубина разная, и лучше было перестраховаться.

Одевались теперь по всей форме. С появлением третьего рай для двоих закончился. Елена нашла в этом плюс — теперь меньше досаждали комары.

Двое суток незнакомец метался в бреду, иногда витиевато и очень знакомо для русского уха бранился и выкрикивал резкие команды. В такие моменты Елена протирала ему лоб влажной тряпкой, и спасенный успокаивался. Количество ран на нем ужасало, но он, бесусловно, выздоравливал: жар потихоньку спадал, сломанная нога, на которую наложили шину в виде привязанной палки, перестала опухать.

Чужак был моложе Георгия, израненное тело состояло из одних мускулов, но черная клочковатая борода и изборожденное морщинами лицо делали незнакомца старше.

Первые слова раздались, когда Елена развешивала белье на прокинутых между деревьев жердях.

— Кто ты, красавица?

— Елена. — Она положила охапку на землю и шагнула к раненому.

Несший воду Георгий оставил ведра, подошел к ним и тоже представился:

— Георгий.

Незнакомец напрягся и быстро огляделся в поиске других возможных противников. Впрочем, увиденное ему понравилось — кулаки расслабились, с лица исчезло выражение загнанного животного.

— Егорий? — переспросил он.

— Георгий, — отчетливо повторил Георгий.

— Я и говорю — Егорий. — Незнакомец на миг оглянулся на Елену, но поскольку разговаривал с Георгием, вновь обратил цепкий взгляд на него. — Лучше бы тебе заморским именем не зваться, беду накличешь. У нас всех кличут по-простому. Заграничный Теодор у нас — Федор, Мартин — Мартын, Стефан — Степан. А за Георгия можно и в глаз получить. Выдумали же — Ге-ор-гий!

— А тебя как звать?

— Соловей.

Георгий не удержался от усмешки:

— Разбойник?

— Ну, зачем же сразу разбойник. — Соловей с показной обидой нахмурился. — Я не убивец, а если кого и убил, то за дело. Я отбираю у богатых и раздаю бедным.

— Ясно. Как Робин Гуд.