Конь бледный - Валентин Леженда Страница 12

— Под облачением, — ухмыльнулся святой отец. — Чего зря выпячивать? Все и так знают, кто я да что… Верно глаголю, сыне?

Стылый закивал, по-собачьи преданно глядя на духовное лицо. Степан даже позавидовал такому обожанию. На него вот так никто не смотрит.

Заметил на руках отца Иоанна татуировки. На одной половина рисунка была выжжена — сплошной шрам.

— У меня тут голая женщина была наколота, — уловил его недоумение Опрокидин. — А когда я в церковь пришёл, решил её вывести. Святые отцы по этому поводу шутили: «Уж лучше бы ты, Иван, женщину оставил. А так членовредительство получается». У меня и на теле ещё имеются. Дракон огнедышащий…

— Зверь апокалипсиса, — пошутил журналист и перешёл к волнующему его вопросу. — А что вы думаете о призраке? Неужто и впрямь сама Смерть объявилась?

И вновь задумался отец Иоанн.

— Про то один Господь ведает, — молвил сухо. — Разуму людскому сие недоступно.

— А не хотите узнать?

— Нет, — сказал как отрезал батюшка. — И вам, чада мои, не советую!

— Кстати, отче, — хихикнул Стылый. — Тут недавно прошёл слушок, что и вы встретились с этим Сивым Мерином, да и сгинули.

— Не дождётесь! — сунул кукиш под нос сталкеру Опрокидин.

«Да что же это тут, мать-перемать, творится?!» — мысленно воскликнул столичный гость.

— Привет, Плясун…

На плечи Степана легли узкие женские ладони, а щеки коснулись горячие губы.

— Здоров, Танюш! — осклабился Стылый. — Присаживайся к нам…

И осёкся, испуганно глянув на священника. Не против ли тот такой компании? Но батюшка не выказал недовольства. Напротив, как истинный джентльмен, он встал и пододвинул даме стул.

— Спасибо, отче.

— Не за что, голубка, — ласково ответил отец Иоанн. — Отдохни чуток, умаялась, чай. Чадо, предложи даме выпить.

— Конечно, конечно, — засуетился сталкер.

Хотел было налить певице тоже в стакан, но гранчак показался ему не подходящим для женщины сосудом. Поэтому он смотался к бару и вернулся с тонким и пузатым коньячным бокалом, куда и налил ароматную жидкость. Смущаясь, положил на стол плитку шоколада.

— Вот…

Но артистка не обращала внимания ни на его неловкие ухаживания, ни на пристально разглядывающего её святого отца. Для неё сейчас существовал лишь один человек на Земле, которого она жадно рассматривала. И этим человеком был Степан Чадов.

Сколько же это они не виделись? Месяцев восемь или даже больше. С его последнего приезда в Зону. И вот ведь гордячка. Ни разу не позвонила. Впрочем, и он сам не удосужился набрать знакомый номер.

— Я соскучилась, — сказала Татьяна своим неподражаемым низким, с хрипотцой голосом, от которого у Степана всегда, ещё со школьных лет, по телу бегали мурашки…

* * *

Помните ли вы свою первую любовь?

Сначала то непонятное и необъяснимое раздражение, которое вдруг стало возникать при виде соседской девчонки, несколько лет ходившей с вами в один класс и не замечавшейся из-за «серьёзных мужских проблем», поминутно возникавших и нуждающихся в срочном решении. Чего она постоянно вертится перед глазами, кривляка? И невдомёк, что это не она крутится, а вы то и дело ищете её взглядом, пытаетесь обратить на себя внимание, вызвать улыбку.

Потом вы обнаруживаете, что, оказывается, девчонка эта самая красивая в вашем классе. Да что там в классе, во всей школе нет ей равных.

Тощие косички, за которые вы ещё совсем недавно дёргали на переменках, а затем убегали, сопровождаемые возмущёнными воплями и летящим в спину учебником, вдруг превратились в тугие канаты. Которые в распущенном виде превращаются в густую иссиня-чёрную копну, благоухающую какими-то немыслимыми и таинственными ароматами. Маленькие глазки, поблескивавшие из-за очков и всё время источавшие солёную влагу, стали двумя озерами, куда хочется нырнуть и долго-долго не выбираться на поверхность. Нос, после того, как с него волшебным образом исчезла неуклюжая пластмассовая оправа, перестал быть похожим на совиный клюв. На щеках появились две милые ямочки (или они и были, но как-то не замечались?). А уж о том, что находилось чуть пониже шейной впадинки, и говорить нечего. Едва взгляд натыкался на бугрившийся двумя вершинами школьный передник, как мигом начинало першить в горле, а сердце выбивало такой бешеный ритм, что куда там за ним угнаться самому искусному ударнику из самой знаменитой рок-группы.

И муки ревности при виде того, как ОНА разговаривает с другими парнями. Почему это им адресована такая улыбка? Что она означает? Что сегодняшний их поход в кино на «взрослый» вечерний сеанс отменяется? И не будет тёплой маленькой ладони в твоей руке, сладких и мягких, словно халва, губ, тихого ласкового шёпота, прогулки-провожания до дома в свете полной луны.

А мальчишеские потасовки? Те самые «рыцарские турниры», где главным и самым желанным призом становились смоченный под краном девичий платок, заботливо вытирающий кровь из твоего разбитого носа, да укоризненные слова, утверждающие, что ты самый глупый и притом ещё и слепой парень на свете, раз мог подумать, что ей кто-то, кроме тебя, нужен.

И наконец зарёванное лицо, уткнувшееся в твою раздираемую мукой расставания грудь. Тоненькая фигурка, бегущая по перрону вслед уходящему в столицу поезду и выкрикивающая обещания ждать твоего возвращения хоть всю жизнь…

Три года назад, впервые приехав в Зону, он к своему великому удивлению встретил здесь Татьяну Онегину, подвизавшуюся на местной культурно-просветительской ниве. Девушка подалась сюда за возлюбленным, возмечтавшим зашибить большую деньгу. Но незадачливый новичок погиб во время первой же ходки за Периметр. А его подруга, за неимением средств не смогшая убраться восвояси, устроилась в Бар сначала посудомойкой, потом перешла в официантки, а затем, когда совершенно случайно у неё обнаружился незаурядный певческий талант, стала по вечерам выступать на сцене, развлекая подвыпивших сталкеров. Да так и осталась.

Их со Степаном роман вспыхнул с новой силой. В первый раз уезжая домой, он даже предложил ей ехать вместе с ним. Однако Татьяна наотрез отказалась, не желая «быть обузой». «Не уживёмся мы вместе, Стёп, на Большой Земле, — рассудила она здраво. — Слишком мы разные. И летаем на разных высотах…»

Так и повелось, что в каждый его новый приезд сюда эти странные отношения возобновлялись, чем-то напоминая нормальную семейную жизнь…

— Я тоже скучал, — признался столичный гость.

Лицо девушки просветлело.

— Зайдёшь вечерком, попозже, когда я Нюшку спать уложу? — спросила с надеждой.

— Непременно, — подтвердил парень и завертел головой. — А что, Нюшка здесь?

— Где ж ей быть? — горько скривила карминовые губы Татьяна. — Няньки-то у меня нет. За кулисами вертится. За ней девчонки присматривают, пока я выступаю…