Святой Грааль - Юрий Никитин Страница 11

— Сэр калика, прости, если обидел. Ты, хотя и неблагородного звания, но не слуга, я не должен просить застегнуть пряжки, будтопростого оруженосца...

— Перестань, — ответил калика, морщась. —Лучше торопись. Слышишь?

Во дворе пронесся шум, гам, истошно залаяли собаки, затемотчаянно завизжало. Зазвенело железо.

— Рабы подобрали ключи, — сказал Олег. —Долго возились... Начнут громить, грабить, взломают винный подвал... Отвлекутохрану.

Из оружейной они заспешили по крутой лестнице наверх.Ступени вывели на открытую площадку, внизу была тьма, разрываемая светомфакелов, звоном оружия, криками, но небо уже посветлело, звезды гасли. Подулхолодный утренний ветерок.

Башня была слева, дальше переходила в гребень стены. Втрех-четырех шагах поднималась другая стена, пониже, отгораживающая угол двора.По этой стене брел, сунув озябшие ладони под мышки, легковооруженный латник.Меч болтался на поясе, с другой стороны висел нож. Он безучастно посматривалвниз, где метались огни факелов и слышались крики.

Томас выругался: стражник в недосягаемости — на параллельнойстене. Тот поднял голову, увидел закованного в доспехи воина и обнаженного допояса очень худого, но широкого в плечах человека — обоих с мечами. Глаза егополезли на лоб, грудь начала подниматься: набирал воздух для истошного вопля.

Мимо Томаса мелькнуло горячее, в следующий миг рыцарьувидел, как на стража обрушился калика: он прыгнул ногами вперед, и онисомкнулись на шее латника с такой силой, что даже Томас услышал жуткий хрустшейных косточек. Так они и покатились со стены: латник с выпученными глазами исидящий на плечах полуголый человек. В последний момент калика растопырилпальцы, ухватился за край каменной стены, а из разомкнутых ног выскользнулообмякшее, уже мертвое тело.

Томас не верил глазам, такого боевого приема еще не видывал.А снизу донесся слабый шлепок, будто на каменные плиты сбросили тюк мокрогобелья. Калика подтянулся на руках, взобрался, погрозил Томасу кулаком:

— Чума на твою голову, рыцарь! Я только и делаю, чтоубиваю!

Томас закричал в тревоге:

— Как ты сюда переберешься?

— Не собираюсь! — прокричал каликарассерженно. — Я пойду в конюшню, к лошадкам. А ты, ежели невтерпеж, кбарону. Его палаты прямо под тобой!

Он заспешил по стене, направляясь к лесенке, ведущей водвор. Томас опомнился, выбрал самый короткий путь, хотя придется петлять,поворачивать, — удобно для защищающих замок, — помчался по наклонномукраю. Снизу со двора внезапно заорали громче, радостнее, свет факелов заметалсячаще. Там трещали доски, звякало железо.

У богато украшенной двери дремал длинный, как миля, страж.Он вскинул блестящее копье, Томас коротко взмахнул кулаком в железной перчатке,размазал стража по каменной стене. Не останавливаясь, ударил плечом в двери.Затрещало, массивный засов с режущим уши металлическим визгом вылетел изпетель, створки разлетелись в стороны.

Томас как лавина ворвался в богато украшенную комнату,спальню. Спальня, зал с низкими крутыми сводами, была освещена огромным горящимкамином, в котором можно было жечь деревья. Перед ним сидел сгорбленный старик,подбрасывал толстые поленья. Посреди зала стояла высокая кровать под цветнымбалдахином, со всех сторон занавешенная шелковыми занавесями.

На бегу через спальню Томас сорвал полог с кровати, лишьзатем остановился, развернулся, держа меч и щит готовыми к бою. На двух пышныхподушках роскошного ложа покоились две головы: женская, от ее прекрасныхзолотых волос будто бы осветилась спальня, едва Томас сорвал занавес, а рядом —черная словно обугленная головешка и крупная как котел — мужская. Барон спал,закинув могучие руки за голову, у него был крохотный лоб, выступающиенадбровные дуги, сплюснутый короткий нос с огромными ноздрями и тяжелая скошеннаяназад нижняя челюсть. Томас ощутил что-то странное в лице барона, но подуматьне успел — барон заворочался во сне, поскреб могучую грудь с черными, как узверя, волосами. Одеяло при этом сдвинулось, платье золотоволосой женщиныраспахнулось. Томас отшатнулся, ослепленный нежнейшей белизной кожи, успелувидеть безукоризненной формы алебастровую грудь, которую венчал ярко-красныйбутон розы.

Она проснулась, широко распахнула глаза: синие, невинные,коралловый ротик приоткрылся в великом изумлении. Она удивленно всматривалась втакие же синие глаза, что смотрели на нее через узкую прорезь забрала.

Томас с великим трудом оторвал глаза. Ярость, что бурлилавсе дни позорнейшего плена, едва не просочилась в какие-то складки и щели души.Он грубо опустил железную перчатку на голое плечо барона, с силой сжал:

— Вставай! В аду заждались.