Дозоры не работают вместе - Николай Желунов Страница 11

Но Андрей уже не слышал ее. Он смотрел на Бориса Игнатьевича Гесера, что приветливо помахивал рукой с трибуны Мавзолея, стоя между товарищами Хрущевым и Брежневым. В элегантном бежевом плаще и щегольской шляпе шеф напоминал иностранного посла. Вот он обернулся, поймал изумленный взгляд Ярового, быстро подмигнул ему.

– Теперь можете заглянуть в Сумрак, – Адам Францевич говорил шепотом, но Андрей услышал его даже сквозь грохот музыки и шум толпы, – только на минутку, и сразу возвращайтесь назад.

– Я не хочу, – удивляясь себе, прохрипел молодой человек. – Что там такое?

– Лучше увидеть самому. Вы же Светлый дозорный, неужто боитесь?

«Он не просто так приволок меня сюда, этот седенький полячишка, – подумал Андрей. – Это часть обучения, возможно, даже какое-то испытание… В самом деле, да что же там такое?»

Он осторожно соскользнул в Сумрак – шум толпы сразу стал тише, зазвучал будто из-за стены. Дохнуло холодом. Музыка исчезла. Все звуки заслонило мерное ритмичное гудение – будто рядом работал на полную мощность огромный генератор. Черно-синим беспокойным морем колыхались идущие через площадь в сторону Василия Блаженного людские колонны, а над ними – Андрей задохнулся от удивления – переливалась исполинская радужная воронка. От каждого из проходящих мимо трибун человека она выхватывала тонкий ручеек Силы и уносила вверх, в мерцающее энергией небо, а оттуда направляла яростно скрученным жгутом в квадратное отверстие на крыше Мавзолея. Каждый, понял Андрей, каждый из тех, кто пришел сюда сегодня – и солдат, и зевака, и член Политбюро ЦК, и простой рабочий: сотни тысяч, возможно, миллионы человек за утро, – все отдали частицу своей светлой, праздничной энергии в этот общий котел.

Но какая же красота! И это Сумрак? По сравнению с этой искрящейся ослепительной картиной Сумраком скорее можно называть привычную реальность…

– Ну, все, все, будет вам, – потянул его за рукав Крыницкий, – выходите, пожалуйста. Вам вредно там надолго застревать.

– Еще минуточку…

– Достаточно, Андрей. В Сумраке она гораздо быстрее вытягивает энергию из вас. Теперь вы знаете, какими возможностями мы обладаем. Нашим оппонентам и не снилось подобное.

Вечером они сидели на уютной маленькой кухне у Крыницкого и пили коньяк.

– Адам Францевич, а как же мертвые тела в Мавзолее? – задумчиво спросил Андрей. – Ленин, Сталин…

– Это все дела человеческие. К магии отношения не имеют. Для нас интересно собрать большое количество людей на праздник в одном месте. Представляете, как мы процветаем на Новый год… Вот в сорок первом под Москвой отчего, как бы вы думали, захлебнулось наступление гитлеровцев? «Генерал Мороз», говорят… Ну, мороз-то, конечно, имел место, хотя они долго и тщательно готовили большую оттепель для облегчения движения танков… Не вышло – мы оказались сильней. Немцев, Андрей, отбросили назад два красных дня в календаре – седьмое ноября и первое января…

Москва, угол улицы Горького и Тверского бульвара,

11 сентября 1962 года

Небо над Кремлем подернулось золотистой вечерней дымкой, когда Максим Баженов вошел в телефонную будку напротив Елисеевского магазина и набрал на жужжащем диске четыре тройки.

– Да? – отрывисто спросили в трубке.

– Они готовятся к штурму, – сухо сообщил Максим, – улица Горького перекрыта якобы для дорожных работ, ГАИ направляет машины в объезд. У их штаба строится баррикада, вдоль фасада стоят пустые автобусы. Со всех концов города к зданию стекаются Темные.

– Принято. Продолжайте наблюдение.

Максим повесил трубку, покачал головой – что можно тут наблюдать, издали? Пробраться бы к ним, послушать разговоры.

Нельзя. Узнают – утром на улице Восьмого Марта многие Темные видели его и, конечно, запомнили.

А что, если…

Он оглянулся – поблизости никого не наблюдалось. Обычно по вечерам на одной из центральных улиц столицы было многолюдно и шумно – но сейчас москвичи и гости столицы почему-то старались обходить эту часть города стороной. Светлый маг потянулся в Сумрак, припоминая слова давно не использованного заклятия. Холодная голубая тьма качнулась ему навстречу, заколебался густо разросшийся в телефонной будке синий мох… Если бы кто-то наблюдал сейчас за Максимом со стороны, он увидел бы, как очертания его худощавой фигуры словно заволокло туманом, а когда туман рассеялся, за стеклом Максима уже не было.

Дверь телефонной будки приоткрылась, и на тротуар ступила сухонькая древняя старушка в черном платке и длинном, до пят, черном же монашеском платье. Она уверенно пересекла пустующую проезжую часть и засеменила вниз по улице Горького в сторону Советской площади. Пенсионерка неодобрительно покосилась на небо, которое к вечеру из василькового стало мрачно-синим, как будто солнечный свет над этой частью города задерживала покрытая пылью пленка. Улицу покинули последние пешеходы – лишь иногда там и тут мелькали в окнах белые лица попрятавшихся по квартирам обывателей. Шаркающие шаги старушки эхом отдавались от стен. Даже ветер стих в листьях деревьев, будто поспешил убраться подобру-поздорову отсюда.

Она просеменила через Советскую площадь, погрозив высушенным кулачком Юрию Долгорукому на стальном коне, и здесь наткнулась на первую линию обороны. Двое широкоплечих ребят в серых добротных костюмах и шляпах остановили пожилую ведьму и потребовали идентифицировать себя. Старуха встретилась взглядом выцветших голубых глаз с одним, потом с другим, ласково пролепетала что-то беззубым ртом.

– Роберт, – сказал один другому, – сигарета есть?

– Ты же только что курил. На, травись…

Парни затянулись сигаретным дымом, задумчиво глядя на пустую улицу перед собой.

– Ну и дела, брат. Ни одной живой души уже больше часа.

– Только зря торчим тут, угу.

Старая карга уже шаркала, согнувшись в три погибели, далеко от них – там, где тревожно перешептывались в полумраке липы, над которыми в густой вечерней тишине темнели вычурные острые башенки Исторического музея.

Вторую линию обороны Максим заметил издали – десяток мужчин и женщин с заряженными жезлами в руках у входа в здание штаба. Они замерли в оцеплении у выставленных в ряд напротив подъезда желтых городских автобусов. Перед автобусами высилась баррикада из перевернутых лавочек, разрушенных газетных киосков и вырванных с «мясом» из асфальта мусорных урн. Максим поколебался немного и решил не искушать судьбу. В конце концов, можно было получить информацию и не входя непосредственно в штаб – у баррикады и вокруг автобусов толклось немало Темных. Они горячо спорили, жестикулировали и курили. В основном это были хорошо одетые, ухоженные Иные – сразу бросалась в глаза разница между Темными и Светлыми, – но попадались экземпляры и поскромнее. К радости Максима, в толпе шныряли две или три старухи-ведуньи, весьма похожие на его фальшивую личину. Он тенью скользил вдоль баррикады, вслушивался в обрывки разговоров, но ничего интересного не узнал. Наконец проскользнул к одному из автобусов: здесь несколько Темных дозорных сгрудились вокруг костерка, обсуждая предстоящее сражение.