Ричард Длинные Руки - Гай Юлий Орловский Страница 11

К счастью, Асмер помог выбрать крепкого гнедого жеребца, спросил, умею ли верхом. В голосе звучала такая насмешка, что я, вспыхнув до корней волос, ответил, что умею, хотя за всю жизнь только дважды взбирался на конские спины. Больше просто не приходилось. Разве что когда в ту единственную поездку в подшефный колхоз купали лошадей, даже устраивали гонки, но то без седла, на мокрых конях, недолго... А сейчас я взобрался на огромного жеребца, сильного, выносливого, это видно сразу, достаточно только взглянуть на сухие жилы, тугие мышцы.

В повозку запрягли шесть волов. Ланзерот и Бернард помогали Асмеру и Рудольфу, но потом те остались с телегой, а Ланзерот и Бернард поехали впереди. Принцесса исчезла в повозке. Я подумал, что принцессу могла бы повезти и коза, а шестеро волов – чересчур, но смолчал.

В лесу по обе стороны тропки пошли, отступая за спины, спокойные, уверенные в себе деревья, не знающие пожаров и топоров дровосеков. За их спинами белели березки, прижимался к земле темный ельник. Я старался удержаться в седле, присматривался к своим спасителям. Все в железе, тяжелом и неудобном. Правда, только Ланзерот в металле от макушки и до пят, даже на руках не латные рукавицы, а настоящие перчатки, разве что с внутренней стороны тонкая ткань, иначе хотел бы я посмотреть, как он удержит меч, а Бернард и Рудольф всего лишь в панцирях, надежно закрывающих грудь и спины, железо надето поверх кожаных камзолов. Оба в толстых кожаных штанах, таких же чулках из потертой кожи, даже башмаки такого же цвета, словно все из одного куска кожи.

И хотя Бернард спас мою шкуру, я его инстинктивно сторонился. У него был вид человека, который на все перед собой смотрит как на препятствие, которое нужно повергнуть, сломать, растоптать, а я, человек эпохи консенсуса, напротив – избегаю конфликтов любой ценой. Ну, не любой, это так говорится, я все же пока не готов по первому окрику встать в известную позу и постараться получить удовольствие, но если появится возможность остаться в стороне, я заранее выберу нишу, втянусь туда и предпочту наблюдать за событиями на экране ящика в виде репортажа из «горячих точек».

Асмер и в седле постоянно двигался, оглядывался, улыбался, подмигивал, шевелил бровями, руки его ощупывали пояс, карманы, а на далекий горизонт он посматривал с таким видом, словно и его готовился ощупать, подправить линию, где портит горный хребет, заодно смахнуть с неба неряшливых птиц и по-другому расставить облака.

Я напомнил себе, что здесь нет Интернета, где из шести миллиардов двуногих могу для общения выбрать самых совпадающих с моим характером и вкусами, здесь лопай что дают, а не хочешь – подыхай, потому зажал сердце в кулак и заставил коня догнать Бернарда. Тот не обращал на меня внимания – еще бы, я ж простолюдин, а он все-таки воин. Не рыцарь, но один из людей принцессы, а это высокая ступень.

Рыцарь в их отряде только один, но Бернард, Асмер, Рудольф едут с достоинством благородных лордов. В то же время сэр Ланзерот не гнушается сам седлать своего коня, осматривать ему копыта. Похоже, вообще не разделяет работу на благородную и простолюдную, если дело касается коня или оружия.

Я украдкой всматривался в их посадку, копировал манеру держать поводья левой рукой, чтобы правая оставалась всегда возле рукояти оружия. Меча не дали, даже боевой топор не доверили, но Бернард вручил – кинжал из сырого железа, и я кое-как прицепил его к поясу. Пальцы то и дело сами щупали рифленую головку, и по телу пробегала странная сладкая дрожь.

Повозка двигалась, похожая на просторный курятник, поставленный на четыре огромных колеса. Я вообще-то впервые вижу повозку с дощатыми стенками. У нас телеги и подводы... да что там подводы, даже зимние сани – и то открыты при любом морозе, а что уж говорить о телегах! Это иногда в фильмах-вестернах видим фургоны, крытые полотном, похожие на передвижные парники, но там легкая ткань, а здесь чуть ли не прототип ленинского броневика.

Настоящий сарай на колесах, даже дверца обычная, сарайная, только ручка деревянная, все-таки железо в этом мире признак роскоши... За повозкой – четверо коней, так называемые заводные.

Впереди дорога расширилась, деревья ушли далеко в стороны. Я заставил коня догнать головную группу. Да, с конем освоился, это проще, чем водить машину. Правда, машины у меня нет и не было, но друзья давали покрутить руль, и это получалось. Что еще? Я вообще-то ростом даже ниже среднего, но здесь почему-то чувствую себя почти гигантом. Правда, если учесть, что рыцарские доспехи самых видных ричардов с львиными сердцами налезают сейчас разве что на десятилетних подростков, то понятно, что общая акселерация в последние сто лет сыграла в мою пользу; При всей анемичности я все же покрепче большинства жителей этого мира, не знавших витаминов.

И уже начинаю догадываться, что уроки физкультуры в детском садике, в школе и два года армии тоже что-то дают.

И тут меня пронзила судорога, а волосы встали дыбом. Да, но по небу тогда неслась чудовищная мышь с кожистыми крыльями метра три в размахе! Ни в каком средневековье не было таких тварей. А ей хоть и удивились, но лишь потому, что не туда залетела или не при той погоде. Какое-то странное средневековье. О нем ничего ни в старых летописях, ни в пыльных манускриптах, ни в пересказах латинских авторов.

Я тогда воткнул вилы в брюхо совершенно инстинктивно. Ну как бы бросил палку или камень в бегущую за испуганной девушкой собаку. И так же на рефлексах оглоблей защищал ее... Девушку, а не собаку, от вооруженных всадников. И хотя в своем мире вряд ли рискнул бы задраться даже с одним сопляком, все они обкуренные и нанюханные, ничего не понимают и ничего не страшатся, но здесь все так необычно, что и я, типичный конформист двадцать первого века, вел себя необычно. Вернее, обычно для этого мира.

Я решился оторвать руку от повода, пальцы легонько коснулись шеи коня.

– Я тебя люблю, – прошептал я на всякий случай. – Ты сильный и красивый.

Не конь, мелькнула опасливая мысль, а настоящий зверь. Мышцы перекатываются под гладкой кожей, как валуны, шея толстая, ноги тоже толстые, но все перевито жилами, а грудь широка, как у самого могучего быка. Это для коров в этом мире нет селекции, ведь коровы принадлежат простолюдинам, а вот коней разводят, похоже, в особых конячьих питомниках. Или конятниках. И скрещивают только медалистов с медалистами.

Дорожка вилась по лесу, ей спешить некуда, волы тащились неспешно, уверенно, спокойно. Я начал успокаиваться, хотя череп раскалился от попыток уложить все в нужные ниши. Понять ничего не понял, зато постепенно ощутил, что сижу на коне почти так же гордо и с достоинством, как остальные. Правда, конь идет шагом.

Ланзерот на лошади держится, словно вбитый в седло столб из серебра, а вот Бернард и Рудольф слегка покачиваются, как моряки на палубе, даже не замечая движения мускулов своих тел. Донесся размеренный голос Бернарда:

– И все-таки можно радоваться. Да-да, радоваться... Даже ликовать.

– Чему? – спросило красно-рыжее лохматое чудовище по имени Рудольф.

– Ты же видишь, под ноги лезет всякая шваль.