Вещие сестрички - Терри Пратчетт Страница 11

Но три зрительницы не торопились покидать театр, продолжая оживленно обсуждать постановку.

— Слушай, а где они столько разных королей и господ набрали? — не унималась матушка. — Я всегда думала, что такие люди без дела не шляются. Сидят на тронах, правят и все такое прочее.

— Все совсем не так, — уныло протянула Маграт. — Мне кажется, что ты до сих пор кое-чего не поняла.

— Нет, я все-таки докопаюсь! — бушевала матушка.

В подтверждение своих слов она вскарабкалась на сцену и отшвырнула в сторону декорации из мешковины.

— Слушай, ты! — крикнула она. — Это ведь ты трупом прикидывался!

Злополучный труп, который, желая укрепить расшатавшиеся нервы, уплетал бутерброд с ветчиной, грохнулся со стула и повалился на спину.

Затем настал черед картонного кустика. Матушкин башмак пропорол его насквозь.

— Ну что? — провозгласила она почти плотоядно, обращаясь к окружающим. — Все подделка! Фальшивка! Тут краска, там палки, а сзади бумага наклеена.

— Чем могу помочь вам, многоуважаемые?

Голос, произнесший эти слова, обладал дивным, раскатистым выговором, позволявшим ему журчать и искриться, тем более что окрашен он был в драгоценную палитру с преобладанием золотисто-коричневого отлива. Если бы Создатель Вселенной был наделен голосовыми связками, то одаривал бы слушателей чем-то сравнимым по сладкозвучию. Единственный изъян этого голоса заключался в том, что им немыслимо было, скажем, попросить пошуровать кочергой в топке, ибо уголья тут же превратились бы в алмазы.

А меж тем голос этот, по-видимому, принадлежал тучному здоровяку, чье лицо подверглось самому гнусному домогательству со стороны безобразных усищ. Красные штришки вен испещряли его щеки до того густо, что последние смахивали на подробнейшие карты двух городов. Что же касается носа, то им толстяк, наверное, за минуту до этой встречи толок клубнику в глубокой миске. Однако истрепанный жилет и дырявые башмаки он носил с апломбом, который почти убеждал, что всего минуту назад прачка забрала в стирку его подбитое дурностаем<Дурностай — небольшое существо, чья черно-белая шкурка пользуется традиционным спросом в меховом производстве. Являясь более осмотрительным сородичем лемминга, этот грызун если и скидывается со скал, то только с надежной страховкой >, отделанное бархатным сукном платье. В одной руке он держал полотенце, которым продолжал стирать с лица лоснящийся грим.

— Я тебя узнаю, — проговорила матушка. — Ты — убийца. — Покосившись на Маграт, она нехотя буркнула: — По крайней мере, выглядело все очень натурально.

— Очень рад. Редкая удача встретить подлинного и тонкого ценителя. Позвольте же отрекомендоваться: Ольвин Витоллер. Я своего рода управляю этой праздношатающейся ватагой, — произнес толстяк и, стянув с головы побитую молью шляпу, приветствовал ведьму учтивейшим поклоном, который скорее смахивал на некое физическое упражнение для любителей натуралистической топологии.

Шляпа, проделав головокружительную череду кульбитов и пируэтов, замерла застывшей капителью на вершине упершейся в небесный свод руки, тогда как одна нога Витоллера отъехала чуть назад. При этом оставшаяся часть туловища, включая голову, осела в подобострастном скольжении к коленам ошарашенной матушки.

— Ну-ну, мы все понимаем, — успокоила его матушка, с удивлением замечая, что в любимом платье ей вдруг стало как-то неуютно и жарковато.

— А и правда, ты молодцом смотрелся, — вмешалась нянюшка Ягг. — Когда ты на них набросился, я сразу подумала: вон какие слова благородные, значит, точно король.

— Мы извиняемся, что нечаянно вам помешали, — пропищала Маграт.

— Милостивые государыни, — начал Витоллер, — позволено ли будет мне донести до вас неслыханный восторг, каким преисполняется душа лицедея, когда он узнает о том, что в числе его публики нашлись натуры тонкие и чуткие, которые способны прозреть кристаллы духа, обитающие за смрадными пеленами грима?

— Считай, что позволено, — проговорила матушка. — Кто мы такие, чтобы запрещать тебе говорить?

Комедиант выпрямился, водворил на место шляпу и поймал матушкин взгляд. В течение последующей минуты они привередливо, почти нескромно изучали друг друга, как профессионал профессионала. Витоллер вынужден был уступить, хотя тут же заговорил с таким видом, словно вовсе и не участвовал в поединке:

— А теперь не могу ли я узнать, чем обязан визиту столь обворожительных дам?

В общем, он явно победил. Нижняя челюсть матушки отвалилась. Представься ей случай воздать хвалу собственной персоне, она бы никогда не отважилась перешагнуть за отметку «порядочная и отзывчивая». Нянюшка Ягг, при всей одутловатости, лицом больше смахивала на порядком ссохшуюся изюминку. Маграт Чесногк сравнение со стиральной доской если бы и не польстило, то и не обидело бы, — обеим была свойственна очаровательная незамысловатость натуры, а также опрятность, отдраенность и общая чистоплотность в сочетании с плоскогрудостью, которая, правда, в случае Маграт чуть нарушалась двумя крохотными бугорками. Матушка нутром чуяла, что в ход было пущено какое-то волшебство, однако не была уверена, что сможет назвать какое именно.

Дело было в голосе Витоллера. Все, о чем говорил комедиант, мгновенно преображалось.

«Только полюбуйтесь на этих двух, сразу хвосты распустили», — проворчала про себя матушка. Нахмурившись, она остановила собственную руку, которая вдруг вознамерилась пригладить торчащие во все стороны, словно железная стружка, кудряшки, и многозначительно откашлялась.

— Нам нужно побеседовать с тобой, господин Витоллер. — Матушка многозначительно ткнула пальцем в сторону актеров, которые, разбирая декорации, явно сторонились ревностной поклонницы сцены. Все же матушка сочла должным перейти на шепот. — Наедине, без посторонних.

— Сударыня, я весь к вашим услугам! — вскричал толстяк. — Что до меня, то я нынче обретаюсь вон в том достопочтеннейшем караван-сарае…

Ведьмы рассеянно оглянулись. В конце концов Маграт робко уточнила:

— Ты, наверное, имел в виду таверну?

Большая зала Ланкрского замка из всех щелей продувалась сквозняками, а у нового камергера двора имелись старые нелады с мочевым пузырем. В данную минуту камергер раболепно извивался под грозным оком ее светлости.

— Бесспорно. Их у нас хватает.

— И народ терпит их? Камергер кашлянул:

— Виноват?

— Люди их терпят?

— О да, с большой охотой, ваша светлость. Считается доброй приметой, если по соседству с вами обосновалась ведьма. Весьма доброй приметой.

— Отчего же?

Камергер чуть помешкал. Последний раз он обращался к ведьме за помощью после того, как занедужила его прямая кишка, что немедленно превратило уборную в его доме в одиночную камеру пыток. Пузырек с притираниями, который вручила ему ведьма, сумел в кратчайшие сроки рассеять злое заклятие.