Грезы Февра - Джордж Мартин Страница 11

Еще он вез свиной жир. Дюжину больших бочонков прекрасного свиного жира. Но жир не был грузом в полном смысле слова, его закупил и приказал погрузить сам Марш.

На основной палубе среди груза и машин толклись пассажиры – мужчины, женщины, дети. Их было не меньше, чем вьющихся над рекой мошек. Почти три сотни. Заплатив всего по одному доллару, они получили возможность добраться до Сент-Луиса. Такая мизерная оплата давала только право проезда; еду, чтобы питаться в дороге, они брали с собой. Счастливчикам удалось найти на палубе более или менее пригодное место для сна. Основную часть пассажиров составляли иностранцы: ирландцы, шведы, рослые голландцы. Они орали друг на друга на непонятных Маршу языках, выпивали, грязно ругались и шлепали своих детей. Там же, внизу, можно было увидеть несколько охотников и простых работяг, которым оказалось по карману купить билет по сходной цене, предложенной Маршем.

Пассажиры, занимавшие каюты второго класса, платили за место по десять долларов, во всяком случае, те из них, кто следовал до самого Сент-Луиса. Несмотря на такую цену, билеты почти во все каюты были распроданы. Клерк из судовой конторы сообщил, что на борту сто семьдесят семь пассажиров первого и второго класса. Число это с двумя семерками Марш рассматривал как хороший знак. В списке пассажиров значились десятка полтора плантаторов, глава крупной компании из Сент-Луиса по производству мехов, два банкира, британец с тремя дочерьми и четыре монахини, следующие в Айову. На борту также находился священник; впрочем, серой кобылы с ним не было. Среди речников бытовала дурная примета: священник и серая кобыла на борту – быть беде.

Что касается команды, то Марша она вполне удовлетворяла. Двое нанятых рулевых ничего собой не представляли, их взяли временно, чтобы довести судно до Сент-Луиса. Они хорошо знали реку Огайо, а далее пароходу предстояло обслуживать маршруты Нового Орлеана. Марш разослал письмa в Сент-Луис и Новый Орлеан, и в «Доме переселенца» их ухе ждали два лоцмана, хорошо знакомых с Миссисипи в ее нижнем течении. Все остальные члены команды были такими же опытными, как и на любом другом речном судне, и Марш был уверен в них.

В качестве механика он взял вспыльчивого свирепого вида маленького человечка с бакенбардами по имени Уайти Блейк. Белые его бакенбарды постоянно носили следы копоти от паровых машин. Уайти работал у Эбнера Марша сначала на «Эли Рейнольдз», позже – на «Элизабет», и теперь вот на «Грезах Февра». Марш был уверен, что лучше этого человека никто не знает паровых машин.

Клерк Джонатан Джефферс носил очки в золотой оправе, зачесанные назад каштановые волосы и изысканные, застегивающиеся на пуговицы гетры. В конторской работе равных ему не было. Джефферс умел лихо заключать мелкие коммерческие сделки, никогда ни о чем не забывая. Человеком он был скаредным и даже в шашки играл на деньги. До того момента, как Марш пригласил Джефферса на «Грёзы Февра», тот служил в главной конторе компании. Он согласился, ни минуты не колеблясь. Несмотря на щеголеватую внешность, Джефферс был речником до мозга костей и никогда не расставался со своей тросточкой с вложенной в нее шпагой с золотой рукояткой.

Коком Марш взял вольноотпущенного цветного по имени Тоби Лэньярд. Тот проработал у Марша четырнадцать лет. Впервые его стряпню Марш попробовал в Натчезе, тогда он выкупил Тоби и дал ему свободу. Боцманом на пароход Марш взял Майкла Теодора Данна, который одновременно исполнял и обязанности помощника капитана. Но по имени его не называл никто, кроме портовых грузчиков, которые обращались к нему не иначе, как «мистер Данн, сэр». Все остальные звали его Волосатым Майком. Это был детина исполинских размеров и самый жадный и упрямый человек на всей реке. Росту в нем было не менее шести футов. Зеленые глаза, черные бакенбарды. Руки, нога и грудь покрыты густыми черными волосами. Майк славился сквернословием и дурным характером и нигде не появлялся без своей черной железной палки длиной в три фута. Эбнер Марш никогда не видел, чтобы Волосатый Майк кого-нибудь ударил ею, но она всегда была крепко зажата в его ладони. Портовые грузчики рассказывали, что однажды он раскроил череп неловкому бедолаге, умудрившемуся уронить в реку бочонок с бренди. Боцманом Майк был жестоким, однако справедливым, и под его присмотром погрузо-разгрузочные работы проходили, как правило, без происшествий. Не было на реке человека, который не уважал бы Волосатого Майка Данна.

Одним словом, команда на «Грезах Февра» подобралась на славу. С самого первого дня все они трудились, не покладая рук. К тому времени, когда над Нью-Олбани высыпали первые звезды, груз и пассажиры, аккуратно внесенные в списки, были на борту. Давление в паровых котлах поднялось на нужный уровень, ревущие топки отбрасывали вокруг багровый свет, и на основной палубе стало жарко. На камбузе готовилась вкусная еда. Еще раз все проверив, Эбнер Марш наконец поднялся на капитанский мостик. Поражая роскошью и благородством, тот с достоинством возвышался над веем этим ревущим адом и сумятицей.

– Отчаливай, – скомандовал он рулевому.

Рулевой приказал поддать в машины пару и дал двум огромным боковым колесам задний ход. Эбнер Марш, стоя в стороне, с уважением наблюдал за действиями рулевого. «Грёзы Февра» плавно выходил в черные, освещенные звездами воды Огайо.

Выведя судно на открытое пространство, рулевой, застопорив машину, направил его по течению. Большой корабль, слегка задрожав, легко скользнул в главный канал. Колеса, шлепая по воде, запели хорошо знакомую песню. Судно, благодаря совокупным усилиям паровых машин и скорости реки, двигалось все быстрее и быстрее, стремительное, как мечта моряка, стремительное, как грехопадение, стремительное, как сам «Эклипс». Высоко над головами две стройные трубы выпустили два длинных клуба черного дыма. Рассыпался, чтобы исчезнуть позади, фейерверк искр, похожий на рой красных и оранжевых светляков. Отдельные искры долетали до воды. Для Эбнера Марша зрелище дыма, пара и мерцающих искр было более прекрасным и грандиозным, чем фейерверк в Луисвилле, виденный им Четвертого июля.

Наконец рулевой протянул руку и подал паровой гудок, длинный пронзительный свист которого почти оглушил всех. Тон его ласкал Маршу слух, мощный, с надрывом, он должен был быть слышен на многие мили вокруг.

Только когда огни Луисвилла и Нью-Олбани исчезли за их спинами, и «Грёзы Февра», окутанный паром, принялся плавно рассекать грудью гладь вод, заключенную между берегами, черную и пустынную, как столетие назад, Эбнер Марш увидел, что на капитанский мостик поднялся Джошуа Йорк.

Одет он был с иголочки, в белоснежных штанах и таком же фраке, в жилете густо-голубого цвета и белой сорочке с многочисленными рюшами, воланами и кружевами. На шее повязан голубой шелковый галстук. Из кармашка жилета свешивалась серебряная цепь от часов. Один из бледных пальцев украшал большой серебряный перстень со сверкающим голубым камнем. Белый и голубой в сочетании с серебром были цветами парохода, и Йорк выглядел неотъемлемой частью его.

– О, мне нравится твой костюм, Джошуа, – не преминул заметить Марш.

Йорк улыбнулся:

– Спасибо, он как будто к месту. Ты тоже выглядишь потрясающе.