Дамы из Грейс-Адье и другие истории - Сюзанна Кларк Страница 11

— Как же, — хмыкнул мистер Милдрет, — королева привечает только юных красавцев.

— А чем мы для нее нехороши? — удивился мистер Шепрет.

Доктор Фокстон заметил, что из множества неудобств, возникающих в беседе с эльфами, самое неприятное, что в любое мгновение собеседники могут исчезнуть с глаз долой. Поэтому ученые джентльмены решили составить список вопросов, чтобы был всегда под рукой.

Вопрос: есть ли у эльфов религия?

— В Корнуолле жила одна фея, — вспомнил доктор Фокстон. — Однажды она услышала, как священник читает молитвы, и спросила, будет ли даровано спасение и вечная жизнь таким, как она? — Нет, — отвечал священник. С криком отчаяния фея бросилась со скалы в бурное море.

(Эту историю доктору Фокстону рассказал один очень набожный господин, который не солгал ни разу в жизни. «Иначе бы я в нее не поверил», — заметил доктор, а мистер Милдрет, человек кроткий и мягкосердечный, даже всплакнул.)

Вопрос: вступают ли эльфы в брак?

Мистер Шепрет заявил, что эльфы не живут парами, как христиане и голубки, а владеют своими женщинами сообща.

— Хм! — возмутился мистер Милдрет.

— Ба! — удивился мистер Обри и что-то быстро записал.

Вопрос: правда ли (как утверждают некоторые), что эльфы пришли в упадок и вовсе не так сильны, как прежде?

Вопрос: какова система правления эльфов — монархия или республика?

Вопрос: если у них монархия, правда ли (как нам говорили), что король и королева Страны Фей пребывают в ссоре?

Вопрос: действительно ли их королева в одном над собой не властна?

Так, споря и ссорясь, ученые мужи придумали сорок два вопроса, которыми вознамерились мучить ни в чем неповинных обитателей Гиблого холма, когда с ними повстречаются. Тут мистер Фокстон заявил, что ни эльфам, ни христианам негоже быть такими навязчивыми. Мистер Обри вздохнул и обещал уменьшить количество вопросов.

— Смотрите, сэр Джон Соурестон! — прошептал доктор Фокстон.

— Мистер Обри? — воскликнула я.

— Да, Миранда?

Однако я не успела ничего ему сказать, как сэр Джон позвал меня в дом.

— Дорогой мой, — обратилась я к сэру Джону, — отчего вы так невеселые? Негоже, чтобы наши ученые гости видели вас столь мрачным. Они так стараются развеять вашу печаль!

— Куда мы идем, сэр Джон? — продолжала я. — Что это за лестница? Наверное, ребенком вы играли в этой части дома и теперь хотите показать мне ваш тайник?

— Никогда не бывала в этой комнате, — забеспокоилась я — А вот и три ваших пса сражаются за кости! Сэр Джон, неужели таким большущим псам нравится такая крохотная комнатенка? И зачем здесь лежит эта маленькая прялка?

— Миранда, — отвечал мне сэр Джон — ты очень молода, поэтому иногда мне приходится сдерживать свой законный гнев. Часто ты смотришь весьма дерзко и совсем не по-женски, а в речах твоих одно зазнайство.

— Ах, нет, дорогой мой, вы ошибаетесь. Когда я смотрю на вас, в глазах моих одна лишь любовь!

— Почем мне знать? — промолвил он. — Иногда, Миранда, я почти верю тебе. Затем сомнения возвращаются. Разве людям, а особенно женскому полу, не свойственно лгать? Они впитывают обман с материнским молоком. Словно неразумные дети, снова и снова обвиняют друг друга во всех грехах. Ложь и обман, которыми они опутывают меня день за днем (сэр Джон разумел слуг, соседей, поверенных, родственников и прочая, прочая), терзают мою плоть, словно пчелиные жала. Впрочем, я едва замечаю их укусы. Однако твоя ложь, Миранда, пронзает мое сердце, словно длинный острый меч. Выходя за меня замуж, ты клялась, что каждый день прядешь по пять мотков пряжи…

— Каждый день по пять мотков! Да что вы, сэр Джон! Разве кто-нибудь способен свершить подобное!

— Надеюсь, Миранда, твои клятвы не окажутся лживыми. Жена, Миранда, — хранительница совести мужа, и посему должна вести себя так, чтобы не испытывать его терпение, ибо злое это дело — подвергать ближнего искушению. Убить в гневе, Миранда, это ли не грех?

Сэр Джон заплакал, но не надо мной проливал он свои слезы. Он оплакивал свою несчастную судьбу, словно моя смерть стала бы горем лишь для него, а мои страдания не в счет.

— Не терзайте себя, дорогой мой, — промолвила я весело. — Нить, что я спряду для вас, будет тонкой и мягкой. Мы с Дафной сошьем из нее рубашки, и всякий раз, когда ткань прильнет к телу, вам будет казаться, будто это я нежно прикасаюсь к вам губами.

Но сэр Джон запер дверь и удалился.

Из окна я видела ученых джентльменов, сидевших под буком. Они очень обрадовались, что сэр Джон ушел. Когда сумерки сгустились, ученые мужи выпили за здоровье друг друга. Затем они запели балладу времен своей юности про пастушку, ее еще так любят петь некоторые джентльмены. На прощание ученые соединили руки и спели про пастушку еще раз, затем отправились почивать.

Дверь кухни отворилась, и на лавандовые кусты упал свет от очага. Выглянула Дафна. (Дафна Бабрахем: служанка леди Миранды Соурестон, то есть моя; светлые волосы, пахнет розмарином и прочими приятными вещами; владелица двух платьев, синего и красного). Дафна тихо позвала: «Мадам, где вы, мадам?». Затем она прошлась по дорожке, оглядываясь по сторонам и удивляясь, куда это я запропастилась. Должно быть, Дафна решила, что сэр Джон утопил меня в пруду.

— Ах, вот вы где! — воскликнула она, наконец-то меня заметив. — Что вы там делаете? Откуда выходит это оконце? Я иду к вам дорогая!

— Нет, — отвечала я, — ступай в постель. Сегодня я решила переночевать в этой комнате.

— А что это за ужасные звуки? — спросила Дафна.

— Это собаки охраняют мой сон, — отвечала я. — Доброй ночи, милая. Благослови тебя Господь. Я ни капельки не боюсь.

Всю ночь псы рычали и вздрагивали во сне. Наверное, им снилось, что они гонят оленя по Гиблому холму.

Утром сэр Джон принес кудель и еду, а затем снова запер меня и удалился. Серебристый туман за окном скрывал очертания Пайперс-холла. Всё, что ни есть на белом свете (как то: деревья, изгороди, фонтаны, статуи, жилища людей, скота, кур, пчел, лошадей и прочая) растворялось в сером воздухе. Над Гиблым холмом занималось золотое сияние, но солнце еще не поднялось выше кромки леса. Птицы запели, и серые розы опустили головки под тяжестью капель росы.

Рядом с дверью Пайперс-холла появились четыре фигуры в серых мантиях и замерли рядом с буком. Один из обладателей мантии чихнул и пожаловался на свежесть утреннего воздуха, каковая не слишком благотворна для здоровья. Другой, что вчера съел слишком много сыра и маринованной селедки. Третий страшился, что Чудной народец его похитит.

У доктора Фокстона была волшебная шляпа, которая (как он полагал) некогда принадлежала злому колдуну, Саймону Форману. Сейчас доктор набучил шляпу на голову. Солнце показалось из-за кромки Гиблого холма. Звонким голосом доктор Обри начал читать заклинание, в коем магических слов было, как слив в пудинге.